(Не)добрый молодец. Алексей Птица

на нём странная. Я, когда он спал, пощупал её. Даже и сказать ничего не могу. Вроде и ткань, а плотная. Видно, что уже временем потраченная, но лён или шерсть уже давно бы разлезлись, а энтой хоть бы хны. Непонятно. И вообще, он странный, словно не от мира сего.

      – Мм, может, его направил кто?

      – Так, а зачем? Кому мы здесь нужны? Да и не токмо мы, а вообще? Эх, грехи наши тяжкие, кажный день что-то необычное происходит. Не знаешь, то ли удивляться, то ли горевать. И думаю, что не бесноватый он и даже не одержимый, – предвосхитил Анисим вопрос настоятеля.

      – Почему?

      – Так девчонка к нему прибилась, и хоть пигалица ишо, да дурному делу не препятствие. А он приютил и кормил, хоть сам голодный, аки волк. А ишо, спрашивал я его, будет ли брать её с собою или нет? А он и отвечает, что жаль, мол, девчонку, с ним пойдёт, и сказал искренне, чувствую я. А ежели одержимым или бесноватым оказался, то вовеки веков таких слов не произнёс бы. Нет у них ни сердца, ни души, не сказал бы он так.

      – Твоя правда, Анисим, ты повыспроси его завтра как след, кто он и что он. А более того, что умеет и что дальше намерен делать. Там и посмотрим. Парнишко-то, навроде, простой, но и ухо востро с ним держать надобно. Может, он нам и вспоможет в чём. Жизнь нашанехитрая, лишними руки не окажутся. А там видно будет, али к нам прибьётся и пользу какую принесёт, али пойдёт туда, куда и шёл. Наш скит-то мал, да на месте удобном расположен. Надо думать, а не гадать, сейчас любые руки нам важны. А богат ли он али беден?

      – Не знаю, но ничего у него с собой не увидел я: ни вещей, ни денег, только то, что на нём, да звенел монетками мелкими. Я таких и не глядал ни разу. Он одну показал. Цифирь какая-то на ней видна, больше ничего не уразумел.

      – Эхе-хех. Ладно, Анисим, утро вечера мудренее, завтра всё вызнаешь, да и я поспрашаю, а там будет видно, как поступить. Ступай уже к себе, отдыхай. День непростой, тяжёлый, а завтра снова работать. Ступай.

      Анисим кивнул и, перекрестившись на образа в углу кельи, вышел, оставив настоятеля наедине с собственными мыслями.

      ***

      Вадим крепко дрых сном праведника, когда над его ухом кто-то стал кричать. Хотелось послать крикуна далеко и надолго, но Вадик сдержался. Хай живе, студент, и перевернулся на другой бок. Но не тут-то было.

      – Вставай, отрок, солнце уже поднялось, а ты спишь. Вставай!

      Вадим протёр глаза, и тут же всё вспомнил! На мгновение он зажмурился, не решаясь открыть глаза и увидеть то, что и должен был увидеть. Судорожно вздохнув, он распахнул сомкнутые веки. Так и есть…

      – Ну, отрок, ты и горазд спать, вон даже храп Акима тебя не разбудил, – склонившись над ним, произнес отец Анисим.

      Что за Аким, Вадим не понял, когда засыпал, он никого не видел, да и сейчас в небольшой комнатушке с четырьмя деревянными лежанками никого кроме них не имелось.

      – Ушёл уже он, – пояснил Анисим. – Ему воды нужно натаскать для скотины. Я тебе покажу наше хозяйство, а ты мне расскажешь, что умеешь. Я вчерась с настоятелем поговорил, он согласился оставить тебя у