Вера и мысль. Ольга Квирквелия

вина, как сладок каждый глоток… Но важно, чтобы это было за чужой счет не потому, что жалко денег, а потому что иначе буду долго корить себя за потраченные деньги, которые можно было использовать более рационально… Это получается чистое удовольствие, не замутненное привкусом «греха» (не в прямом смысле, конечно, греха, а просто неразумного поступка). А поедание жертвы в этом смысле есть поход в ресторан за чужой счет. Наверное, дурацкая ассоциация, но где-то внутри она правильная. И если ее продолжить, то Бог – это мужчина. А нормальному мужчине приятно повести женщину в ресторан…

      Но если мои размышления имеют право на существование (а я думаю, что имеют), то стоит задуматься над смыслом наших сегодняшних жертв… Кстати, и некоторые строки псалмов подтверждают мою версию – Ему угоден не столько дым жертвоприношения, сколько радость от принесения жертвы. Если я приношу жертву, но меня «жаба душит», это уже не жертва, приятная Богу… С ростом благосостояния этот смысл жертвы стал отмирать и вытесняться «сокрушенным сердцем». И это тоже очень интересно, но этот сюжет уже не в первой книге Бытия… А в первой книге есть еще жертвоприношение Авраама – сюжет, вызывающий (или который должен вызывать, если читать Библию, думая) ужас у любого ребенка. Обычно все внимание сосредоточено на верности Авраама, но там было еще одно действующее лицо – Исаак, над которым отец занес нож… Кто был более верующим – отец или сын? Тот, кто готов был поверить в то, что Богу угодна смерть ребенка, или тот, кто готов был стать жертвой (понимая, что Бог этого не допустит? Лучше отца ощущающий смысл жертвы?)? и что вообще происходило в этот момент в душе ребенка? И как потом строились его отношения с отцом? Сейчас я буду думать об этом (вообще-то, я давно думаю об этом, но не так целеустремленно).