Серебряные тени. Райчел Мид

свернуться в клубок и отключиться от реальности! Мое тело ослабело и тряслось, а желудок болезненно ныл. Однако никому не было дела до моего истощенного состояния: прислужники вывели меня из комнаты. Шеридан помахала мне, пообещав, что мы скоро увидимся.

      Сопровождающие доставили меня наверх, к классным комнатам, и проводили до художественной студии для заключенных. Эддисон, суровая и бесполая надзирательница из столовой, как раз начинала занятие, объясняя задание (оно заключалось в том, чтобы продолжить изображать миску с фруктами). Вполне предсказуемо для тюремного урока рисования: преподаватели должны были выбирать для своих «подопечных» самые скучные объекты. Несмотря на то что Эддисон продолжила говорить, не обращая внимания на мое появление, все взгляды – любопытные, но холодные – устремились на меня. На лицах большинства заключенных появилось суровое выражение. Некоторые заключенные даже выражали легкое злорадство. Все знали, что со мной произошло.

      Единственное, что я поняла по уроку рисования, как и по предыдущему, посвященному перевоспитанию: самыми хорошими местами, в отличие от Амбервуда, здесь считались те, которые находились ближе к учителям. Это позволило мне прошмыгнуть к пустому мольберту в задней части класса. Теперь я могла надеяться, что заключенные не будут таращиться на меня, открыто игнорируя Эддисон. Я была права. Почти все мои усилия уходили на то, чтобы сохранить равновесие, поэтому ее речь я слушала вполуха.

      – Некоторые из вас вчера прекрасно поработали. Эмма, твоя картина действительно продвигается. Лэйси и Стюарт, вам лучше начать заново.

      Я осматривалась, пытаясь сопоставить заключенных с их работами, которые мне было отлично видно. Но сперва я решила, что недавняя процедура затуманила мне мозги: замечания Эддисон показались мне совершенно бессмысленными. Но нет: я никого не перепутала. Вот Эмма, вроде бы моя соседка по комнате: девушка азиатско-американского происхождения с волосами, стянутыми в такой тугой узел, что даже кожа на лице натянулась. Меня ее картина не особо впечатлила: на холсте едва можно было различить фрукты. Стюартом звали одного из тех, кто отодвинул свой стол от моего на занятии Гаррисона. У него обнаружились художественные способности, и его произведение показалось мне интересным. Я не сразу догадалась, кто такая Лэйси: это выяснилось, когда она сменила свой холст на чистый. Ее картина была неплохой, хотя и недотягивала до уровня Стюарта. По-моему мнению, Эмма вообще плелась позади.

      «Значит, дело не в умении, а в точности», – подумала я и вздохнула. Груши у Стюарта получились идеально, но он нарисовал на пару штук больше, чем было на самом деле. А еще он изменил положение фруктов и сделал миску синей (что выглядело гораздо лучше, чем та коричневая, которая стояла в классе). Эмма, чья картина отличалась примитивностью, изобразила нужное количество фруктов и разместила их безупречно, а вдобавок идеально передала все цвета. Алхимикам не нужны фантазия или украшательство. Задача заключалась в том, чтобы скопировать все, как велено,