Самый лучший пионер. Том 2. Павел Смолин

в «Правде» я обо всем этом не прочитаю – не напишут, скорее всего.

      В столовой меня встретила одетая в поварской колпак и белый халат улыбчивая, приятно-полненькая тетенька лет сорока (тоже поди не меньше, чем капитан), которая накормила борщом с пампушками и жаренной курочкой с пюре.

      – Спасибо, было очень вкусно! – от души похвалил я ее, и мы с Агафьей Алексеевной пошли заниматься английским.

      – Сережа, а сколько времени ты учишь английский? – заподозрила она неладное буквально через пятнадцать минут.

      – Почти всю жизнь, – честно ответил я.

      – Имеешь ввиду «начал сразу после аварии»? – додумала она за меня.

      – Примерно, я еще месяц ребра сращивал и немецкий учил, боялся, что двоек нахватаю по нему – мама расстроится, – вздохнул я.

      – Маму расстраивать нельзя, – проявила майор запаса женскую солидарность. – Просто поразительный прогресс – у тебя умения студента последнего курса ИнЯза.

      – Говорю же – память хорошая! – светло улыбнулся ей я. – Меня и в ДК учительница все время хвалит, приятно!

      – Ну молодец! – умилилась она, и мы продолжили читать Конан Дойля в оригинале.

      Немного увлеклись, в процессе нам принесли чаю с ватрушками, поэтому даже не заметили, как пролетело несколько часов, и идиллию прервал не менее вежливый, чем у Агафьи Алексеевны, стук. Взглянув на висящие на стене советские часы, женщина ойкнула, грустно осмотрела хаотично заставленный всяким стол, вспомнила о воспитании и внутреннем стержне и взяла себя в руки.

      Пантомима заняла всего несколько секунд, за которые я успел крикнуть «войдите!».

      Дверь открылась, и вошел он – великий и ужасный, мифологизированный просто донельзя, одетый в неплохо сидящий на нем «Большевичкин» костюм и толстые очки, Юрий Владимирович Андропов.

      Спокойствие и равновесие! Слабоумие и отвага! Врываемся!

      – Ну привет, секретный дед! – весело помахал я ему с широченной улыбкой.

      Ни жилки не дрогнуло на этой, если уж откровенно, не самой приятной (чисто физиологически) роже! А вот и «зеркалящая» мою, не менее широкая улыбка и идеальное попадание в тон:

      – Здравствуй, загадочный внук! – переключил внимание на Агафью Анатольевну. – Спасибо, Агафья Анатольевна, мы дальше сами. Попросите, пожалуйста, Клавдию Ильиничну накрыть на стол через полчаса.

      – Да, Юрий Владимирович, – отозвалась она, встала со стула и пошла к двери.

      – Спасибо, Агафья Анатольевна, буду очень рад, если вы со мной еще позанимаетесь! – проявил вежливость и я.

      – Конечно позанимаюсь, Сережа! – обернувшись, улыбнулась она и вышла, прикрыв за собой дверь.

      Андропов, очевидно, с ее пути посторонился, чай не трамвай.

      Я встал и пошел к нему:

      – Рукопожатие? Японские взаимно-вежливые, лишенные подхалимажа поклоны? Или сразу родственные обнимашки? Но к ним я пока не совсем готов! – по пути продолжил продуцировать клоунаду.

      – Начнем с рукопожатия, если ты не против, – с улыбкой