Пан Володыёвский. Огнем и мечом. Книга 3. Генрик Сенкевич

ни было, месяц ты проведешь с нами. Надо тебе и Скшетуского повидать. Ежели потом в монастырь надумаешь вернуться, никто тебя не задержит.

      – Даю слово! – отозвался пан Михал.

      И они тут же заговорили о другом. Пан Заглоба рассказывал о сейме, о том, как он выступил против князя Богуслава, вспомнил и об истории с Кетлингом.

      Впрочем, он частенько прерывал рассказ, полностью отдаваясь своим мыслям. Должно быть, мысли это были веселые, потому что он время от времени хлопал себя руками по коленям и восклицал:

      – Эге! Э-ге-ге!

      Однако чем ближе подъезжали они к Мокотову, тем больше вытягивалось его лицо. Он вдруг обернулся к Володыёвскому и сказал:

      – Помнишь? Ты ведь дал слово чести, что Кетлинг Кетлингом, а все равно месяц с нами побудешь.

      – От слова не отрекусь, – отвечал Володыёвский.

      – А вот и Кетлингов двор, – сказал Заглоба, – и преотличный!

      А после этого крикнул кучеру:

      – А ну-ка щелкни кнутом! Праздник сегодня в этом доме!

      Раздался громкий свист кнута. Но возок не успел еще въехать в ворота, как с крыльца сбежали старые товарищи пана Михала; были среди них и давние знакомцы, еще со времен Хмельницкого, и совсем юные бойцы, и среди них пан Василевский и пан Нововейский, птенцы желторотые, но удалые вояки, из тех, что мальчишками, удрав из школы, вот уже несколько лет под началом Володыёвского проходили военную науку. Маленький рыцарь любил их безмерно.

      Из стариков был пан Орлик, из рода Новина, тот самый, у которого на черепе сверкала заплата из золота – память об осколке шведской гранаты, и пан Рущиц, полудикий степной рыцарь, непревзойденный наездник во вражеский стан, одному Володыёвскому уступавший в своем искусстве, и еще кое-кто. Все они, увидев в экипаже двух мужей, принялись кричать:

      – Здесь он, здесь! Vicit[27] Заглоба! Здесь!

      Они бросились к возку, схватили маленького рыцаря и понесли на руках, повторяя:

      – Здравствуй! Здравствуй, друг наш и товарищ милый! С нами ты теперь, и мы тебя не отпустим! Vivat Володыёвский, доблестный рыцарь, украшение всего войска! В сте́пи, с нами, брат, в сте́пи! В Дикое поле! Там ветры тоску твою развеют!

      И только на крыльце они выпустили его из рук. Володыёвский со всеми здоровался, несказанно обрадовавшись такой сердечности, и спросил только:

      – А Кетлинг где? Жив ли?

      – Жив! Жив! – послышались голоса. Старые вояки прятали в усы улыбку, скрывая что-то. – Ступай, ступай, не лежится ему, все тебя поджидает. Ступай скорей!

      – Вижу, не так уж плохо дело, как пан Заглоба расписывал, – сказал маленький рыцарь.

      Они вошли в сени, из сеней – в покои. Посредине стоял стол с заранее приготовленным угощением, в углу – диван, накрытый белой конской шкурой, на нем-то и возлежал Кетлинг.

      – Друг! – сказал пан Володыёвский, бросившись к нему.

      – Михал! – воскликнул Кетлинг и, легко вскочив на ноги, схватил маленького рыцаря в объятья.

      Обнимали

27

Победил (лат.).