Потоп. Огнем и мечом. Книга 2. Генрик Сенкевич

хотели теперь одного – поскорее услышать новую остроту шута.

      – Слушаем! Слушаем! – раздались голоса.

      Шут, как обезьяна, заморгал глазами и стал читать пискливым голосом:

      Получил он от брата жену и венец,

      Только тут же пришел нашей славе конец.

      Он подканцлера выгнал и нынче, ей-ей,

      Сам подканцлером стал при… супруге своей.

      – Король, король! Клянусь Богом, Ян Казимир! – раздались голоса со всех сторон.

      И толпа разразилась громовым хохотом.

      – А чтоб его, как здорово сочинил! – кричала шляхта.

      Воевода смеялся вместе со всеми; но когда толпа поутихла, сказал глубокомысленно:

      – И за такое дело мы должны теперь кровь проливать, сложить свои головы!.. Вот до чего дошло! На тебе, шут, дукат за добрую загадку!

      – Кшиштофек! Кших, дорогой мой! – ответил Острожка. – Почему ты нападаешь на других за то, что они держат скоморохов, а сам не только держишь меня, но еще и за загадки приплачиваешь? Дай же мне еще дукат, я загадаю тебе другую загадку.

      – Такую же хорошую?

      – Только подлинней. Дай сперва дукат.

      – Бери!

      Шут снова захлопал руками, как крыльями, снова запел петухом и крикнул:

      – Братья-шляхтичи, послушайте, кто это такой:

      Катоном он прослыл, оружьем взял сатиру,

      Не саблю, а перо он предпочел и лиру;

      Но обошел король сатирика чинами,

      И освистал Катон Rempublicam[22] стихами.

      Любил бы саблю он, и были б меньше беды,

      Сатир его пустых не побоятся шведы.

      Да он бы сам небось охотно им продался,

      Как пан, чей важный чип он получить старался.

      Все присутствующие тотчас отгадали и эту загадку. Два-три сдавленных смешка раздались в толпе, после чего воцарилось глубокое молчание.

      Воевода побагровел и совсем смешался, ибо все взоры были устремлены на него, а шут все поглядывал на шляхтичей, а потом спросил:

      – Так как же, дорогие мои, никто из вас не может отгадать, кто это такой?

      Немое молчание было ответом, тогда Острожка с пренахальным видом обратился к воеводе:

      – Неужто и ты, Кших, не знаешь, о каком бездельнике был тут разговор? Не знаешь? Тогда плати дукат!

      – Бери! – ответил воевода.

      – Бог тебя вознаградит!.. Скажи, Кших, а ты не старался получить подканцлерство после бегства Радзеёвского?

      – Не время шутки шутить! – отрезал Кшиштоф Опалинский.

      И, сняв шапку, поклонился шляхте:

      – Будьте здоровы! Мне пора на военный совет.

      – Ты, Кших, хотел сказать: на семейный совет, – поправил его Острожка. – Вы ведь там все родичи и совет будете держать о том, как бы дать отсюда тягу. – После этого он повернулся к шляхте и, сняв шапку, поклонился, точь-в-точь как воевода. – А вам, – сказал он, – только этого и надо!

      И они ушли вдвоем, но не успели сделать и двух десятков шагов, как поднялся оглушительный хохот; он звучал в ушах воеводы до тех пор, пока не потонул

22

Республику (лат.), то есть Речь Посполитую.