Лонг-Айленд. Колм Тойбин

старалась не выделяться на общем фоне. Прислушивалась к разговорам теть и двоюродных сестер, обсуждала новые фасоны и прически, но в глубине души модой не интересовалась. Эйлиш понимала, что не будь Розелла так хороша собой, женщины сочли бы ее чудачкой и синим чулком.

      – Грация и красота, – рассуждала бабушка, – достались Розелле от моих матери и тетки. Нашему поколению красоты не перепало – видит Бог, я ничего такого не унаследовала, – но в Америке наша красота расцвела. Розелле следовало родиться раньше. Женщины нашего рода славились не только красотой, но и мозгами. А тетя Джузеппина была настолько умна, что чуть старой девой не осталась.

      – Это было бы умно? – спросила Розелла.

      – Каждому свое, но стремиться к такому не стоит. Тебе, впрочем, волноваться не о чем. Когда придет твое время, ты будешь нарасхват.

      Дважды в неделю между школой и ужином Розелла отправлялась навестить бабушку, и они по часу беседовали наедине.

      – О чем вы говорите? – спрашивала Эйлиш.

      – О воссоединении Италии, – отвечала дочь.

      – Не верю.

      – Знаешь, из трех невесток ты у нее самая любимая.

      – Наоборот, нелюбимая!

      – Сегодня она попросила меня помолиться с ней вместе.

      – О чем?

      – О том, чтобы дядя Фрэнк нашел хорошую жену.

      – Жену-итальянку?

      – Любую. Она говорит, что с его умом, доходом, привилегиями и квартирой на Манхэттене женщины должны преследовать его на улицах. Думаю, ей все равно, будет ли она итальянкой. Ты же знаешь, кого встретил наш папа, сходив однажды на ирландскую вечеринку.

      – Разве ты не предпочла бы мать-итальянку? Разве это не упростило бы тебе жизнь?

      – Меня моя жизнь устраивает.

* * *

      Эйлиш просматривала книги на столе Розеллы, и внезапно ей пришло в голову, насколько жизнь, которую дочь считает естественной, зависит от отца и двух его женатых братьев, которые трудились вместе, трудились так прилежно, что им доверяли и рекомендовали их знакомым. Слухами земля полнится. Братья получали заказы далеко за пределами города, и все равно мирок их клиентов казался тесным, почти дружеским. Очень скоро кто-нибудь узнает, что Тони обрюхатил женщину, в чьем доме работал. Новость распространится так быстро, как если бы они жили в глухой деревне.

      До сих пор ей удавалось гнать от себя мысли о Тони в рабочей одежде в доме той женщины. Теперь Эйлиш ясно видела, как, подлатав трубу, он встает с колен и замечает благодарный взгляд хозяйки. Она представила себе застенчивость Тони. Как он мнется у двери. Неловкое молчание.

      – У тебя проблемы на работе? – спросила Розелла.

      – Нет, никаких, – ответила Эйлиш.

      – Мне показалось, тебя что-то смутило. Прямо сейчас.

      – Все хорошо. Просто работы много.

* * *

      Затем пришел Ларри, чмокнул ее в щеку и показал на свои ноги.

      – У меня идеально чистые ботинки, но я все равно оставил их за дверью. Мне нужно послушать радио. Если меня будут спрашивать,