Горе от ума. Александр Грибоедов

брат, не управляй оплошно,

      А, главное, поди-тка послужи.

      Чацкий

      Служить бы рад, прислуживаться тошно.

      Фамусов

      Вот то-то, все вы гордецы!

      Спросили бы, как делали отцы?

      Учились бы, на старших глядя:

      Мы, например, или покойник дядя,

      Максим Петрович: он не то на серебре,

      На золоте едал; сто человек к услугам;

      Весь в орденах; езжал-то вечно цугом;

      Век при дворе, да при каком дворе!

      Тогда не то, что ныне,

      При государыне служил Екатерине.

      А в те поры все важны! в сорок пуд…

      Раскланяйся – тупеем не кивнут.

      Вельможа в случае – тем паче:

      Не как другой, и пил и ел иначе.

      А дядя! что твой князь? что граф?

      Сурьезный взгляд, надменный нрав.

      Когда же надо подслужиться,

      И он сгибался вперегиб:

      На ку́ртаге ему случилось обступиться;

      Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;

      Старик заохал, голос хрипкой;

      Был высочайшею пожалован улыбкой;

      Изволили смеяться; как же он?

      Привстал, оправился, хотел отдать поклон,

      Упал вдруго́рядь – уж нарочно,

      А хохот пуще, он и в третий так же точно.

      А? как по-вашему? по-нашему – смышлен.

      Упал он больно, встал здорово.

      Зато, бывало, в вист кто чаще приглашен?

      Кто слышит при дворе приветливое слово?

      Максим Петрович! Кто пред всеми знал почет?

      Максим Петрович! Шутка!

      В чины выводит кто и пенсии дает?

      Максим Петрович! Да! Вы, нынешние, – нутка!

      Чацкий

      И точно, начал свет глупеть,

      Сказать вы можете вздохнувши;

      Как посравнить, да посмотреть

      Век нынешний и век минувший:

      Свежо предание, а верится с трудом;

      Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;

      Как не в войне, а в мире брали лбом,

      Стучали об пол не жалея!

      Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,

      А тем, кто выше, лесть как кружево плели.

      Прямой был век покорности и страха,

      Всё под личиною усердия к царю.

      Я не об дядюшке об вашем говорю;

      Его не возмутим мы праха:

      Но между тем кого охота заберет,

      Хоть в раболепстве самом пылком,

      Теперь, чтобы смешить народ,

      Отважно жертвовать затылком?

      А сверстничек, а старичок

      Иной, глядя на тот скачок

      И разрушаясь в ветхой коже,

      Чай, приговаривал: – Ах! если бы мне тоже!

      Хоть есть охотники поподличать везде,

      Да нынче смех страшит, и держит стыд в узде;

      Недаром жалуют их скупо государи.

      Фамусов

      Ах! боже мой! он карбонари!

      Чацкий

      Нет, нынче свет уж не таков.

      Фамусов

      Опасный человек!

      Чацкий

      Вольнее всякий дышит

      И не торопится вписаться в полк шутов.

      Фамусов

      Что говорит! и говорит, как пишет!

      Чацкий

      У покровителей зевать на потолок,

      Явиться