Керенский. Добивающий удар. Алексей Птица

и опередил на полшага. Вы думаете, мне не жалко того же Родзянко?

      Отвечу, жалко! Но жалко, как человека, а не как политического деятеля. И если как человек он не приносил мне никакого вреда, то как политический деятель мог инспирировать мою смерть и не испытывал бы никаких угрызений совести. Толпа матросов убивала своих офицеров и горожан, и что, они испытывали муки совести или хоть малейшее раскаяние? Думаю, что нет, а тогда почему я должен их испытывать?

      Передо мной стоят не их низменный цели – показать свою силу и превосходство, ограбить или развлечься. Моя цель – не дать скатиться империи в пропасть, и это возможно предотвратить не уговорами, нет… А я ведь только начал, впереди много работы, где будет ещё много таких смертей и чудесных спасений. Очень много, и если вы не согласны, то подскажите мне другой путь, посоветуйте. Может, выйти к народу и сказать, что убивать нехорошо и надо всех любить. А, получив по левой щеке, тут же подставить правую?

      Это, наверное, правильно. Только теперь от меня зависит очень многое, и я не имею права ошибаться. Каждая моя попытка спровоцирует смерть ещё большего количества людей и поэтому я перестраховываюсь, уничтожая руками своих политических противников своих конкурентов. Чем больше я уничтожу сейчас лидеров революционных партий, тем с меньшим их количеством столкнусь впоследствии. Но, позволю себе заметить, господин генерал, у нас слишком много врагов, желающих нас уничтожить. А мы ещё даже не попытались захватить власть.

      Отриньте все свои сомнения и убедите Брюна и других в моей правоте. Можете мне не верить, но я вижу будущее, хотя очень смутно и в незначительных деталях. И это будущее мне очень не нравится, и поэтому остаётся лишь один выход – идти вперёд и никому не доверять. Ни своим союзникам, ни всем этим болтунам, ни промышленникам и, уж тем более, ни интеллигенции.

      Тяжёлое время требует тяжёлых и жёстких мер, армию не остановить уговорами и отсутствие смертной казни даёт возможность каждому солдату наплевать на приказ и сбежать с фронта. Я уже не говорю обо всём остальном.

      Всё это время Климович задумчиво молчал.

      – Я устал, Евгений Константинович. Моя психика тоже уже не выдерживает такой нагрузки, а работы ещё не початый край. Найдите мне секретаря и его желательно обучить, хотя бы в самых общих чертах, впрочем, я его и сам научу. Завтра я ждут этого Блюменфельда, а кроме того, у Смольного постоянно дежурят корреспонденты и фотографы. Дайте им возможность взять у меня интервью, только назначьте это на завтра.

      – Где вы хотите его провести? – осведомился Климович.

      В Мариинском дворце. Там будет озвучен ряд заявлений, в том числе отказ князя Львова быть председателем правительства. Возможно, там я и озвучу новый состав, но не полностью. Мне ещё предстоит тяжёлый разговор с Щегловитовым, ему я хочу поручить управление кабинетом министров, назначив формально секретарём правительства, а в реальности главой кабинета.

      – Он согласится, – утвердительно кивнул Климович. – Но вы сосредотачиваете в его руках огромную власть.

      – С