Чебурашка. Дмитрий Ромов

переезжая поваленную бардюрину и тут же попадает в яму. Лейтенант роняет ручку.

      – Ладно, – говорит он. – Потом тогда…

      Мы едем по пешеходным тропкам, которых не касалась шина автомобиля. Хотя, сержант, похоже, исколесил всю округу вдоль и поперёк. Аттракцион тот ещё! Здесь свеженасыпанная земля, там бревно на газоне, а вон там каменюка.

      В окна то и дело врываются тополиные и кленовые ветви, пытаясь отхлестать пассажиров по лицу, или даже выдернуть их из наглого, потерявшего все ориентиры, авто. Но водитель выглядит совершенно невозмутимым, словно пытается преподать урок практического стоицизма и мне, и лейтенанту.

      – Хех, – хмыкает он. – Вот они, сучата…

      Уазик вырывается из зарослей и попадает на отсыпанную гравием дорожку между двумя рядами гаражей – кирпичных и, выкрашенных серебрянкой, железных.

      – А там прохода нет, – довольно сообщает сержант и чуть притормаживает. – Попались троглодиты.

      Мне очень хочется, чтобы они действительно попались. Потому что начинать новую жизнь с объяснений с родителями совсем не хочется. Не то, чтобы они будут кричать, хвататься за голову или за ремень, нет, конечно. Просто стыдно.

      Стыдно, что взял без спросу и вот так совершенно тупо, по глупости прощёлкал дорогие кроссы, отдав их каким-то малолеткам… Ну… то есть… не совсем малолеткам, а своим сверстникам, но всё равно… не хочется…

      С другой стороны, то что вернут мне их дяденьки-милиционеры, тоже не комильфо. Сам опростоволосился, сам и реши проблему, если не хочешь по жизни быть терпилой, а я больше не хочу.

      – От меня не уйдёшь, – тихо, но с апломбом произносит сержант, чуть откидывая голову и поигрывая желваками.

      Ну, точно Бонапартий на коронации.

      Пацаны, между тем, не останавливаются, бегут в тупик. Зато останавливается наш Уазик. Водитель тормозит и притапливает на холостом ходу газ. Он поворачивается к лейтенанту и я вижу на его лице отчаянную скуку. А движок ревёт, пугая беглецов.

      – Давай, подъезжай, – сердито командует лейтёха, но сержант не торопится выполнять его распоряжение и включает сирену.

      Не надолго. Включает и тут же выключает.

      – Хаблюк! – не выдерживает лейтенант.

      Хаблюк? Вот тебе раз! Вика ведь тоже Хаблюк… Но нет… Этот явно не её родственник, ничего общего нет… Я всматриваюсь, пытаясь найти подтверждение своей мысли, потому что мне совсем не хочется, чтобы этот надутый чувак оказался, например её отцом…

      – Да еду, еду, – говорит сержант, таким тоном, будто делает одолжение и действительно, трогается с места.

      – Смотри, твою мать! – выбрасывает руку вперёд лейтёха.

      Хулиганы, как мартышки, начинают карабкаться на два низких гаража, наступая на висячие замки и крепкие петли.

      – Вот суки! – шипит Хаблюк и добавляет несколько очень крепких словечек.

      Он снова тормозит, теперь уже резко, и врубает заднюю, чтобы развернуться или просто ехать задом наперёд, не знаю. Должно быть, хочет их подловить с другой стороны.

      В этот самый момент один из шакалят, а именно белобрысый, раньше других взобравшийся на крышу