Цветущие в вечности. Виктория Ман

зовем друг друга братьями или сестрами. Среди нас нет сыновей и отцов, матерей и дочерей.

      – А твоя матушка? – одолевает ужас. – Ты правда не знаешь, кто она?

      – Не знаю. Продолжательницы составляют сердцевину общины и живут отдельно. Это наш мир, юный господин, и таковы его законы. В них нет ничего страшного или жестокого. Так было и будет века. Чистота крови. – Проводит по своим волосам Страж, безуспешно приглаживая ото лба к пучку на макушке. – Чистота навыков. Этим мы несколько схожи с потомками Вестников, – кивок на бесцветные пятна, покрывающие руки мальчика, перетекающие друг в друга точно озера. – Прошу простить меня, если мое сравнение оскорбило вас.

      Мотает головой княжич. Пытается совладать с мерзким чувством, что царапается о ребра, отдавая бессилием, отягощая ношей предопределенности. Прутья клети вдруг становятся столь осязаемы. Пусть и не способен пока осознать их в полной мере мальчик, лишь ощутить лезвие на бьющейся жилке пульса.

      Отцовский меч ждет подношения. Отцовский меч предвещает кару.

      А карие глаза Китки созерцают серебро княжеских очей в невозмутимом принятии.

      – Все же оно оскорбительно, – произносит задумчиво. – Стражи вне каст, а вы – живые Боги. Хотя… Вестники тоже вне каст. Спросите об этом лучше учителей, юный господин, а себя я сам накажу за излишнюю болтливость.

      – Не надо! – взвивается княжич, но Страж останавливает его жестом.

      – Устав, юный господин. Я позволил лишнего.

      Вновь упрямо мотает головой мальчик. Насупившись, судорожно ищет выход.

      – Я запрещаю, – топает грозно, зардевшись, и карие глаза отзываются сдержанным блеском, глубоким, точно переливы русалочьей чешуи в морской пучине. Мальчик же добавляет пылко: – Я просил рассказать. И ты исполнил мою просьбу.

      – Хорошо, юный господин.

      Порыв жаркого ветра скоблит раздраженную кожу. Взгляд на облака – нынче единственных обитателей неба.

      – Китка.

      – Что такое, юный господин?

      – А ты совсем по матушке не скучаешь?

      – Нет. У Стражей не бывает матерей в том смысле, который вы вкладываете в это понятие.

      – И ты не хотел бы ее? Матушку. Чтобы она была с тобой.

      – Простите, но я не понимаю подобных вещей, юный господин.

      Коридоры нежатся в атласной прохладе. Поглощают топот бега по половицам. Должна была уже возвратиться из храма мать. Отворяются седзи с хлопком. Зелень сада варится в собственном соку, замирает игла над вышивкой.

      – Гор? Что случилось? – Откладывает в сторону пяльцы княгиня. Хризолит серег. – Ох, у тебя все лицо пылает. Скорее принесите отвар из ромашки, – приказывает служанкам, что вскакивают со своих мест. – И холодного чая с жасмином. Иссу, ты как маленькая жаровня.

      – Я упражнялся, матушка. – Княжич утыкается носом ей в яремную впадинку.

      Дышит часто, сминая в пальцах ткань на материнской груди. Княгиня проводит по влажным после умывания волосам сына, поглаживает по спине.

      – Сегодня