Чёрная бабочка, летящая во тьму. Биннур Шафак Нигиз

смола?

      – Сколько тебе лет, моя прекрасная девочка?

      Я действительно не знала, что ответить. Правильно ли было бы сказать, что мне девятнадцать и скоро исполнится двадцать? Возможно, следовало назвать возраст постарше. Карану явно нравились более зрелые женщины.

      – Двадцать три, – соврала я. Внутреннюю часть щеки пронзила боль от укуса. Я почувствовала себя виноватой из-за того, что солгала этому милому старику, но ничего не могла поделать.

      – Машаллах… Да, кстати! – сказал он взволнованно. – Я ненадолго в Фетхие, осел! Я поручил дела в Кайсери – Сирри!

      Я посмотрела на Карана. Казалось, его ничто не могло удивить. Мужчина не сводил глаз с дедушки, затем его взгляд медленно обратился ко мне.

      В этом не было ничего хорошего.

      Несколько секунд я смотрела на бутылку с водой, которую держала в руках. Выпила больше половины. Сначала вопросы начали оседать в моем разуме, подобно тому как чай оседает на дно чайника и придает ему темный цвет, а затем они резко рухнули вниз и рассеялись. Когда двери лифта закрылись, я прислонилась головой к металлической стене и посмотрела на Карана.

      – Могу я спросить, зачем вы втянули меня в эту ложь?

      Выводя меня из офиса, мужчина соврал дедушке, что мы собирались поужинать. Старик светился от счастья.

      – Не разговаривай со мной на «вы» в лифте, правила вежливости действуют только в самом офисе.

      Я в гневе уставилась на Карана. Было непонятно, почему, в отличие от меня, он выглядел таким расслабленным и беспечным. Я чувствовала, как огонь распространялся по моему телу.

      – Мне пришлось солгать пожилому человеку из-за тебя!

      – Могла бы не подыгрывать. – Голос Карана звучал настолько равнодушно, что захотелось ударить его. – Тебя кто-нибудь заставлял?

      – Ты мне угрожал!

      Мужчина поднял брови и оглянулся. Я чувствовала себя беззащитной перед его глазами, в которых рухнул светящийся образ, созданный лунным светом, отражающимся на поверхности черного бархатного океана. Но я все равно продолжала смотреть на него, чтобы не скомпрометировать себя.

      – Я не угрожал тебе или что-то в этом роде, – сухо сказал Каран. – Даже рта не открыл и ни слова тебе не сказал.

      – Думаешь, тебе надо открывать рот? В твоей хватке таилась угроза.

      – Мне кажется, ты воспринимаешь все как угрозу для себя, бунтарка, – строго сказал мужчина, а затем перевел взгляд вперед.

      Я некоторое время молчала, наблюдая за его профилем. Было так странно смотреть на линию между его прямым носом и пухлой верхней губой. Линия тишины. Она была очень глубокой. Будто каждый раз он замолкал навсегда.

      Мы продолжали молчать, когда лифт остановился: двери открылись, Каран вышел первым, а я – за ним. Мы кратко попрощались с секретарем и охранником около выхода, после чего покинули офис. Каран большими шагами шел к парковке, где стоял его «Рейндж Ровер», я следовала за мужчиной, как утенок, идущий за мамой. Он открыл машину своим брелоком, и после небольшого щелчка я открыла дверь переднего