Миллион поцелуев в твоей жизни. Моника Мерфи

Малкольм. – Смею добавить, самый недооцененный праздник.

      – Как по мне, он выдуман британцами, чтобы продлить выходные, – бормочу я.

      – Британский эквивалент черной пятницы, – добавляет Эз с ухмылкой.

      Малкольм показывает нам средний палец.

      – Что ж, если она устраивает вечеринку, то я точно иду.

      – Я тоже, – встревает Эз.

      Я хмурюсь.

      – Вас, придурков, приглашали?

      Малкольм фыркает.

      – Конечно. А тебя, я так понимаю, нет?

      Я медленно мотаю головой, потирая подбородок.

      – Она со мной и словом не обмолвилась, а уж на свой день рождения точно не пригласит.

      – Восемнадцать лет – и нецелованная, – Эзра повышает голос, пытаясь говорить как девчонка, но у него ничего не выходит. – Ты должен пробраться на вечеринку и поцеловать ее, Ланкастер.

      – Это если ей повезет, – манерно замечаю я, хотя мне нравится его идея.

      Даже слишком.

      – Бомоны нереально богаты, – напоминает нам Малкольм. – При всех этих бесценных произведениях искусства, развешанных у них на стенах, на вечеринке будет первоклассная охрана. К тому же папаша сторожит ее, как чертов ястреб. Оттого и кольцо обещания у нее на пальце.

      Эзра притворно содрогается.

      – Как по мне, так это жутко. Обещала себя папочке? Заставляет задуматься, что не так с этой семейкой.

      Мне совсем не нравится, куда меня заводят мысли после слов Эзры. Очень надеюсь, что в семье Бомонов не творится никаких странностей или, осмелюсь подумать, инцеста. Сильно в этом сомневаюсь, но я не знаю ни саму Рен, ни ее семью. Знаю лишь то, что вижу собственными глазами, но это отнюдь не так много, как мне бы хотелось.

      – Многие девчонки в школе носили кольца обещания, которые им подарили отцы, – говорит Малкольм. – Все они повторяли за Рен. Помните? Была целая компания из нашего класса и девятиклассниц, когда мы учились в десятом.

      Меня переполняет раздражение.

      – Этот тренд сгинул медленной мучительной смертью. – Почти уверен, что Рен единственная до сих пор носит кольцо.

      – Точно, – тянет Малкольм с гадливой ухмылкой. – Теперь они – кучка шлюшек, изнывающих по нашим членам.

      Я посмеиваюсь, хотя не вижу в его словах ничего забавного. Малкольму присуща манера оскорблять женщин, которая очень меня злит. Да, мы все превращаемся в мудаков-женоненавистников, когда проводим время вместе, но никто из нас, в отличие от Малкольма, не называет девушек шлюхами.

      – Какое унизительное слово, – замечает Эзра, привлекая наше внимание. – Мне больше нравится «потаскуха». «Шлюшка» – это как-то… мерзко.

      – А «потаскуха» – нет? – смеется Малкольм.

      Мы уходим от темы. Мне нужно вернуть разговор к Рен.

      К милой маленькой пташке, которая боится гадкого злого кота с острыми клыками.

      То есть меня.

      – Если она правда устраивает вечеринку, то я хочу получить приглашение, – твердо заявляю я.

      – Мы не можем сотворить чудо, –