Дело заикающегося епископа. Эрл Стенли Гарднер

– мои показания, как свидетеля.

      Взгляд Мейсона тут же стал настороженным.

      – И что? – спросил он.

      Епископ Мэллори покачал головой.

      – Поймите меня правильно. Я ни о чем не прошу. Для себя мне ничего не надо. Я хочу, чтобы справедливость восторжествовала. Далее, если я стану главным свидетелем на процессе, мои показания могут быть поставлены под сомнение, если станет известно, что я пытался навести справки?

      – Могут, – признал Мейсон.

      Епископ сунул изогнутый мундштук между губ, пару раз затянулся, выпустив облачка дыма, задумчиво кивнул.

      – Я так и предполагал. – Мейсон выжидающе молчал. – Так вот, не хочу я, чтобы кто-нибудь знал о моем приходе сюда. Естественно, лгать я не стану. Если мне зададут вопросы, имеющие отношение к процессу, когда я сяду в кресло свидетеля, я на все отвечу правдиво, поэтому для всех заинтересованных сторон будет лучше, чтобы вопросы эти мне не задавались. Я позвоню вам где-то через час. Скажу, куда подойти, чтобы встретиться со мной, и представлю вас тем людям, для которых исход процесса жизненно важен. Это будет процесс против очень богатого человека, безжалостного и несправедливого. После той встречи, – продолжил епископ Мэллори, – я исчезну и не буду общаться с вами, пока вы не найдете меня и не притащите в суд, как свидетеля. И вам придется приложить немало усилий, чтобы найти меня, мистер Мейсон. Но думаю, я могу рассчитывать, что вам это удастся. – Епископ кивнул сам себе, похоже, совершенно довольный сложившейся ситуацией.

      Затем он резко встал и крепким шагом пересек кабинет. Он открыл дверь в коридор, повернулся, поклонился Мейсону и захлопнул дверь за собой.

      Делла Стрит, секретарша Мейсона, вошла в кабинет из второй комнаты, где стенографировала беседу.

      – Как тебе эта история, босс? – спросила она.

      Мейсон стоял посреди кабинета, расставив ноги и глубоко засунув руки в карманы брюк.

      – Будь я проклят, если знаю, – медленно ответил он, уставившись на ковер

      – А что ты можешь сказать о нем?

      – Если он священник, то очень человечный. Никакой строгости в одежде, короткая трубка, впечатление человека с широким кругозором. Обрати внимание, он сказал, что не будет лгать, если другая сторона задаст ему некие вопросы, и моя задача – не позволить эти вопросы задать.

      – Почему ты сказал «если он священник»? – полюбопытствовала Делла.

      – Епископы не заикаются, – задумчиво ответил Мейсон.

      – В смысле?

      – До епископа нужно дорасти. Это люди выдающихся способностей и должны выступать публично. Если человек заикается, едва ли он станет священником. На это шансов немного, как и стать адвокатом. Но если он, заикаясь, стал священником, то стать епископом куда как сложнее.

      – Понимаю, – кивнула Делла. – Так ты думаешь… – Ее глаза широко раскрылись.

      Мейсон медленно кивнул.

      – Он может быть чертовски умным самозванцем. С другой стороны, он может быть и епископом, который пережил эмоциональный шок. Насколько я помню, в судебной медицине говорится