Услышь нас, Боже. Малькольм Лаури

en français[59]:

      1. Человек не был мертв, но жена сообщила ему, что он умер два дня назад.

      2. Она нарядилась богиней смерти.

      3. Она открыла дверь и предложила пьянице ужин, который выглядел крайне неаппетитно… (упражнение относится к тексту под заголовком «L’Ivrogne Incorri-gible»[60], начинавшемуся со слов: Un homme revenait tous les soirs à la maison dans un état d’ivresse complet[61], под текстом была фотография здания Торговой биржи в Париже, сделанная примерно в 1900 году).

      4. Ты должен страдать за свои пороки, сказала она. Каждый вечер я буду готовить тебе одну и ту же еду.

      5. Еда мне не важна, я страдаю от жажды. Каждый час ты должна приносить мне по 3 бокала вина. – На обороте учебника цвета ржавчины изображен тисненый петух (возможно, тот самый, уже упомянутый выше – упившийся ежевичным бренди), приветствующий рассвет. Под ним – золоченая надпись: Je t’adore, ô soleil[62]… Что бы это значило?

      Как там у Лорки? «Хотелось пролить ей на голову реку крови».

      9 декабря. Чертова непогода! Медленный, сумрачный день. В столовой тоскливо, иллюминаторы закрыты щитками, в полдень горит электрический свет, к тому же шумно, море грохочет по носовой палубе тоннами ревущей воды.

      Бедные сальвадорцы. Прежде сидели на палубе, держались за руки, щебетали, как обезьянки, а теперь их тошнит, и им грустно; за обедом не съели ни крошки, залегли на скамью за столом.

      Лишь Габриель бодр и весел: «Я ел, когда отбили пять склянок, и шесть склянок, и восемь. Я всегда жутко голоден, когда море штормит».

      Бамс! Молоко, кофе и все прочее падает со стола на колени Примроуз и на пол. Боюсь, она обожглась (и она обожглась), но плачет вовсе не потому. Ей жалко испачканных красных вельветовых брюк, красивых и совсем новых.

      Чувствую, шторм уже на подлете (хорошая строчка), недаром же я был моряком. Кстати, практически даром, если вспомнить, какие гроши получали простые матросы.

      Царь гроз, чей страшен лик.

      Высоченные волны, как горы в снеговых шапках пены, но южный ветер en arrière[63], так что море катится следом за нами; «Дидро» идет очень даже неплохо (но качка такая, что все в каюте ходит ходуном), как Натаниель Готорн, бредущий под порывами бури, дабы узреть дьявола в рукописных страницах[64], или винджаммер, обгоняющий ветер; проходим мимо еще одного парохода класса «Либерти», идущего встречным курсом и будто запущенного высоко в небеса; вряд ли делаем больше 20 миль в день.

      Наш спасательный корабль – идет нам навстречу.

      Матросы в непромокаемых штормовках и зюйдвестках, борясь с ливнем и ветром, натягивают на кормовой палубе штормовые леера. За кормой – бурное море. За кормой времени.

      Грандиозное зрелище на закате: волны бьются о борт, разлетаются брызгами, но черный дым, валящий из трубы камбуза прямо к bâbord[65], однозначно свидетельствует, что ветер переменился на западный…

      10 декабря. Ветер крепчает. Кажется, нас ожидает недобрая встреча

59

Переведите на французский (фр.).

60

«Неисправимый пьянчуга» (фр.).

61

Каждый вечер мужчина приходил домой в состоянии полного опьянения (фр.).

62

Я обожаю тебя, о солнце (фр.).

63

Попутный (фр.).

64

Отсылка к рассказу Н. Готорна «Дьявол в рукописных страницах».

65

Левый борт (фр.).