Моя жизнь среди индейцев. Джеймс Уиллард Шульц

к другу. Видя все это, я не раз говорил самому себе: «Не хорошо человеку быть одному» [15]. Кажется, это цитата из Библии – или из Шекспира? Так или иначе, это правда. У черноногих есть почти такое же изречение: «Мат-а-кви тэм-эр-и-ни-по-ке-ми-о-син» – «Нет счастья без женщины».

      После того вечера я стал внимательнее присматриваться к разным девушкам, которых встречал в лагере или на торговом пункте, и говорил себе: «Интересно, какая бы из нее вышла жена? Аккуратна ли она, хороший ли у нее нрав, добродетельна ли она?» Но я все время помнил, что не имею права взять себе жену из местных девушек. Я не собирался оставаться долго на Западе, да и моя семья никогда не простила бы мне брак с одной из них. Родные мои принадлежали к старому и гордому пуританскому роду; я представлял себе, как они в ужасе всплеснут руками при одном намеке на такой брак.

      Читатель заметил, что до сих пор я в своем рассказе часто заменял слово «жена» словом «женщина». Белый житель прерии всегда говорит о своей половине «моя женщина». Так говорят и черноногие: «Нит-о-ке-ман» – «моя женщина». Никто из белых не вступал в законный брак, разве что считать законным браком индейский способ брать себе жену, давая за нее выкуп определенным количеством лошадей или товаров. Во-первых, во всей стране не нашлось бы того, кто мог бы совершить венчание, если не считать случайных бродячих священников-иезуитов. А во‐вторых, белым жителям прерии, почти всем без исключения, было наплевать на отношение закона к этому делу. Законы здесь не работали, да и веления церкви ничего не значили. Белые поселенцы брали себе индианок, и если женщина оказывалась хорошей и верной – то и славно; если нет – следовал разрыв. При этом никто ни на секунду не задумывался о возможных осложнениях и возлагаемых на него обязанностях. Кредо белых поселенцев было простым: «Ешь, пей и веселись – сегодня мы живы, а завтра помрем».

      «Нет, – говорил я себе много раз, – нет, так не годится. Охоться, ходи на войну, делай что угодно, но не бери себе жены и осенью возвращайся к своим». Такую линию поведения я себе наметил и хотел ее держаться. Однако…

      Как‐то утром мы с Женщиной Кроу сидели под тенью навеса, устроенного ею из двух волокуш и нескольких бизоньих шкур. Как обычно, пожилая индианка трудилась над украшением мокасин с помощью разноцветных игл дикобраза, а я занимался основательной чисткой своего ружья перед охотой на антилоп. Мимо нас прошли две женщины, направляясь в лавку с тремя или четырьмя бизоньими шкурами; одна из них девушка, лет шестнадцати или семнадцати, довольно высокая и хорошо сложенная, показалась мне не то чтобы красивой, но симпатичной. У нее были прекрасные большие, ласковые и выразительные глаза, превосходные белые ровные зубы и густые волосы, заплетенные в косы, спускавшиеся почти до земли. В ней было что‐то очень привлекательное.

      – Кто это? – спросил я у Женщины Кроу. – Кто та девушка?

      – Ты не знаешь ее? Она часто здесь бывает: это двоюродная сестра жены Ягоды.

      Я отправился на охоту, но вылазка оказалась не очень интересной.

15

Быт. 2: 18.