Моя жизнь среди индейцев. Джеймс Уиллард Шульц

ягод, и кусты были усыпаны спелыми плодами, которые мы, женщины, собирали в большом количестве и сушили на зиму. Однажды мы отправились в заросли на северном склоне долины, довольно далеко от лагеря; там водилось больше ягод, чем в любом другом из найденных нами мест. Утром в нашей палатке разыгралась ссора: мой хозяин – я никогда не называла его своим мужем – потребовал за едой, чтобы ему показали, сколько ягод мы собрали. Жены принесли свои запасы; у первой жены было пять мешков, у других по два-три мешка. Я могла предъявить только один полный мешок и другой лишь частично наполненный.

      – Что такое? – спросил вождь. – Моя маленькая жена арикара разленилась?

      – Я не ленюсь, – ответила я сердито, – и собрала очень много ягод. Каждый вечер я раскладывала их сушить, а после захода солнца хорошенько прикрывала, чтобы ночью роса не повредила урожай; но утром, когда я снова выставляла ягоды на солнце, их оказывалось много меньше, чем было. Это случалось каждую ночь с того дня, как мы стали здесь лагерем.

      – Странно, – удивился вождь. – Кто мог их брать? Вы, женщины, что‐нибудь знаете? – спросил он жен.

      Они уверяли, что ничего не знают.

      – Лжете вы! – крикнул он, рассердившись, и, встав, оттолкнул первую жену с дороги. – Вот, маленькая, твои ягоды; я видел, как другие воровали их. – И он отобрал у первой жены два мешка, а у остальных по одному и бросил их мне.

      Ох и разозлились же эти женщины! Все утро они со мной не разговаривали, но если бы взглядом можно было убить, то я бы мигом умерла: они то и дело злобно косились на меня. Когда вождь пригнал лошадей, каждая выбрала и поймала свою, и все поехали на ягодный участок.

      Все пять жен целый день держались вместе, оставляя меня одну. Если я приближалась к ним, они отходили к кустам подальше. Позже, после полудня, они начали подвигаться ко мне и вскоре все работали вокруг меня. Женщины по-прежнему не заговаривали со мной, и я тоже молчала. Мой мешочек был уже снова полон. Я наклонилась, чтобы высыпать из него ягоды в большой мешок. Тут что‐то со страшной силой ударило меня по голове. Больше я ничего не помню.

      Когда я очнулась, солнце уже садилось. Я была одна, лошадь моя исчезла; не было и большого мешка с ягодами. Маленький мешочек валялся пустой около меня. У меня кружилась голова, я чувствовала слабость. Я ощупала голову: на ней вздулась большая шишка, волосы склеила засохшая кровь. Я села, чтобы осмотреться, и услышала, что кто‐то меня зовет. Оказалось, ко мне подъехал вождь и слез с лошади. Сперва он ничего не говорил, только тщательно ощупал мне голову и руки, затем сказал:

      – Жены уверяли меня, что не могли отыскать тебя, когда собрались возвращаться в лагерь, что ты убежала. Я знал: это неправда. Я не сомневался, что найду тебя здесь, но думал, что ты будешь мертва.

      – Хотела бы я, чтобы так и было, – ответила я и только тут расплакалась. Какой одинокой я себя чувствовала! Вождь посадил меня к себе в седло, сел на лошадь позади меня, и мы поехали домой, в свою палатку. Когда мы вошли, жены мельком взглянули