«Муля, не нервируй меня!» Шаржи. Афоризмы. Рисунки. Фаина Раневская

ненависть мне льстит, значит, чего-то стою…

* * *

      Если искоренить все недостатки и стать идеальной, от зависти жизни не будет.

* * *

      На языке мед, а в душе яд.

* * *

      В нашем театре нужно открыть донорский пункт по приему яда у актрис, как крови у доноров.

* * *

      – Думать жопой у нас может каждый, вы попробуйте подумать головой! – не выдержав накала страстей, орет на молодую актрису режиссер.

      Раневская, которая устала от бесконечных повторений сцены из-за плохой игры именно этой актрисы, фыркает:

      – В данном случае не вижу разницы!

* * *

      Мне нельзя ходить в гости. Слишком часто забываю правила приличия и начинаю говорить правду.

* * *

      Мы все делаем верно. Только не вовремя…

* * *

      Он признает восхищение только в купюрах.

* * *

      – Женщины или умные, или красивые…

      Раневская задумчиво:

      – Бывают исключения.

      – Умная красавица? Это слишком большая редкость.

      – А тупая уродина?

* * *

      Не переживайте из-за клеветы. Люди часто клевещут на талант из-за недосягаемости.

* * *

      Плевать ничтожеству на гиганта опасно – плевок вниз возвращается.

      А голову пришлось оставить дома – нет подходящей шляпки

* * *

      Однажды, когда Марецкая после выступления на торжественном собрании спустилась с трибуны в зал, Раневская заметила ей театральным шепотом:

      – Соболезную.

      – Чему?!

      – Ты умудрилась не упомянуть заслугу министра культуры.

      Вера Петровна, которая прекрасно знала, о чем и как следует говорить, побледнела – неужели пропустила часть заготовленного заранее текста?! Некоторое время беспокойно ерзала на своем месте, потом написала записку и отправила ее в президиум режиссеру Завадскому.

      Парадные речи с трибуны в те годы многие произносили, но никто не слушал, набор фраз в них был заранее известен. Завадский тоже не слушал речь Марецкой. Получив записку, он разволновался, ведь вместе с актрисой мог пострадать и сам. Спросил у соседа по президиуму, тот лишь пожал плечами, мол, отвлекся, не слышал.

      Что делать, не спрашивать же у самой министра культуры? Но все же рискнул. Опытный дипломат Завадский осторожно поинтересовался:

      – Екатерина Алексеевна, Вера Петровна переживает, достаточно ли полно раскрыла вашу роль в развитии театра?

      Фурцева, которая тоже парадную речь слушала вполуха, закивала, мол, да-да, конечно.

      Увидев успокаивающий жест Завадского, Марецкая облегченно вздохнула, но тут же вспомнила о Раневской:

      – Фаина, я же сказала о роли Фурцевой?!

      Раневская как ни в чем не бывало покачала головой:

      – О роли вообще сказала, а вот о заслуге в наступлении Нового года нет. Упущение…

      Раневскую спасло только то, что на них строго смотрели из президиума Завадский и Фурцева.

* * *

      Актриса рыдает:

      – Я столько сделала для него хорошего, но он не ценит хорошее!

      Раневская успокаивает:

      – Что