Моя идеальная. Настя Мирная

раздеру! Кровью суку умою!

      Срываюсь с кровати и, подлетая к стене, щёлкаю выключатель. Спальню заливает свет.

      – Артём, ты чего? Что случилось? – шелестит, натягивая на грудь одеяло.

      Так же молча возвращаюсь к постели и сажусь на край. На её плечах красные отпечатки.

      Да, это я оставил, когда повторить, что любит требовал. Скотина, знаю.

      Но на руках виднеются более крупные и тёмные синяки.

      Вырываю одеяло из её пальцев.

      Несколько на груди. На бёдрах и талии до хрена.

      Это какой тварью надо быть, чтобы такое сделать?

      Закрываю глаза. Втягиваю кислород через нос, перерабатываю и со свистом выпускаю. Обвожу каждый кончиками пальцев. Всё ещё ни слова не произношу.

      Разорвёт на хрен.

      Настя следит за моими движениями и шумно выдыхает.

      – Не надо, Артём.

      – Это он сделал?! – рычу, крепче сжимая челюсти.

      Главное не сорваться сейчас. Знаю, что моя девочка не виновата.

      Раздаётся ещё один громкий выдох. Тяжёлый вдох, от которого её грудь раздувается и поднимается выше.

      – Не молчи, Насть. Только не молчи сейчас, пожалуйста.

      – Да. – одно единственное слово выдыхает, а меня на части растаскивает.

      И я взрываюсь.

      – Блядь, я урою этого гандона! Всё ебало размозжу! За каждый синяк, сука, ответит. Все рёбра пересчитаю! Тварь! Гнида! Нос в череп впечатаю! В крови утоплю ублюдка! Живьём в землю закопаю и буду ждать, пока сдохнет! – ору, меряя шагами комнату.

      Прикладываю кулак к губам, чтобы не завыть.

      Как он посмел? Мою девочку!

      Подлетаю к шкафу и натягиваю первую попавшуюся кофту.

      – Не надо, Тём. Прошу, не уходи сейчас. Ты нужен мне. Рядом нужен.

      Миронова обнимает за торс и сжимает так крепко, что рёбра хрустят. Не отпускает.

      Тяжело выдыхаю. Затягиваюсь новой порцией кислорода. Прикрываю веки. Дышу, пока более-менее в чувство не прихожу. Её руки с такой силой стискивают, о которой я даже не подозревал. У моей идеальной девочки стальная хватка.

      Всегда в ней эта сталь была, или пока порознь были появилась? Кладу свои ладони на её и осторожно сжимаю. Помню, что живого места на её руках нет. Никогда, блядь, не забуду.

      – Всё нормально, малыш. Отпускай. – выдыхаю устало. Словно на эту вспышку все силы ушли. Она не отпускает. – Всё в норме, родная. Я спокоен. Всё хорошо.

      Захват ослабевает, и я, наконец, поворачиваюсь к ней. Смотрю исключительно в глаза, потому что на ней вообще ни хрена нет. Как была голая, так и подбежала ко мне.

      – Я люблю тебя, Тём. Просто знай это. И не надо его трогать. Оставь как есть. Синяки пройдут. Я не хочу возвращаться к прошлому.

      – Ты даже сейчас его защищаешь, Насть? – рычу и даже не стараюсь сдержаться.

      Она совсем больная, что ли? После всего, что он ей сделал, продолжает на его защиту вставать? Кажется, это называется Стокгольмский синдром.

      – Нет, ну ты точно идиот, Северов! – обрубает в ответ. – Срать мне на него с высокой колокольни! Я за тебя боюсь! Если ты изобьёшь его, то он тебя посадит!