Алая вуаль. Шелби Махёрин

Не надо! – Я закрыла собой лютена в клетке. – Да стой ты! Он ничего мне не сделал! Он не желает мне зла!

      – Селия, – раздраженно начал Жан-Люк, – а вдруг он бешеный…

      – Это твой Фредерик бешеный! Лучше маши своим ножом перед ним. – Я обернулась к лютену и нежно улыбнулась ему. – Прошу прощения, что ты сказал?

      Я шикнула на Жан-Люка, когда лютен протянул ко мне ручку и подозвал к себе.

      – Ой. – Я с трудом сглотнула, не особо желая брать гоблина за руку. – Ах да, хорошо…

      Жан-Люк сжал мне локоть:

      – Надеюсь, ты не собираешься касаться этого существа. Мало ли что оно трогало этой рукой!

      Лютен нетерпеливо замахал мне – и, пока не успела передумать, я чуть дотронулась до его пальцев. Кожа на них была огрубевшая и грязная. Словно корни дерева.

      «Меня зовут Larmes Comme Étoiles», – повторил он, и голос его звучал как ирреальная трель.

      Невольно я охнула:

      – Звездные Слезинки?

      Лютен коротко кивнул и снова схватил вино. Он злобно взглянул на Жан-Люка, который фыркнул и попытался оттянуть меня назад. Чувствуя, как голова у меня шла кругом, я упала в объятия Жана.

      – Слышал? – выдохнула я. – Он сказал, что его зовут…

      – У них нет имен. – Жан-Люк обнял меня покрепче и пристально посмотрел мне в глаза. – Лютены не умеют говорить, Селия.

      Я прищурилась:

      – То есть я солгала. Так ты думаешь, да?

      Жан вдохнул – всегда-то он вздыхает, – нежно поцеловал меня в лоб, и я чуть оттаяла. От него приятно пахло крахмалом, дубленой кожей и льняным маслом, которым он всегда полировал балисарду. Такой знакомый аромат. Такой успокаивающий.

      – Я думаю, что у тебя доброе сердце.

      Я знала, что он подразумевал это как комплимент. Я надеялась на это.

      – Я считаю, что твои клетки прекрасны, а лютены любят бузину. – Жан-Люк посмотрел на меня с улыбкой. – А еще я думаю, что нам пора идти. Уже темнеет.

      – Идти? – растерянно спросила я и перевела взгляд на холм. Я почувствовала, как под моей ладонью напряглись его мышцы. – А как же другие лютены? В книге говорилось, что в норах могут жить по двадцать гоблинов. Наверняка фермер хочет, чтобы мы забрали их всех.

      Я нахмурилась. А ведь голосов шассеров уже давно не было слышно. На ферме все стихло. Лишь петух иногда кукарекал.

      – А где?.. – Внутри у меня все сжалось от стыда. – А где все, Жан?

      Он не смотрел на меня.

      – Я отправил их.

      – И куда же?

      – В Ля-Форе-де-Ю.

      Жан-Люк откашлялся и выпустил меня из объятий. Он убрал балисарду в ножны и улыбнулся, подняв клетку. Спустя мгновение он протянул мне руку:

      – Готова?

      Я посмотрела на его руку, и на меня накатила тошнота. Жан отправил бы охотников в лес только по одной причине.

      – Они уже… поймали других лютенов, да?

      Жан молчал, и я подняла на него взгляд. Он смотрел на меня настороженно и внимательно, словно я треснутое стекло, готовое разбиться вдребезги от малейшего прикосновения. Возможно, так и было. Я уже не могла сосчитать, сколько трещин на моей «стеклянной»