Крикса. Александр Матюхин

прямо над ремнём.

      – А если разрушится наша находка? – с сомнением спросил он. – Жалко же будет.

      – У меня каждый день осыпается примерно пять или шесть фигурок. Ничего от них не остается. Я замешиваю глину снова и леплю. Только так. Главное – это ощущение! Материальное на втором месте. Будьте человеком, я видела, у вас там нож валялся в лодке.

      Клим Палыч сдался и принёс складной нож.

      Всё сгрудились над находкой. Галка включила режим «видео», заранее сообразив, что из этого дела выйдет интересный ролик в еёпаблик. Мызникова разве когда-нибудь находила древние сокровища в своей танцевальной студии? Нетушки.

      Нож был непригоден для того, чтобы резать старые размокшие верёвки, но Клим Палыч старался, присев на колено. Слышался лишь звук чиркающего лезвия и громкое дыхание людей. Галке на мгновение показалось, что сейчас что-то должно произойти. Так у неё бывает иногда. Предчувствие. Верёвка с треском лопнет, ткань распахнётся, и оттуда с шумом вывалится неизвестная еще науке рыбина. Или вдруг ударит гром и сверкнёт яркая молния, пусть и на совершенно прозрачном и голубом небе.

      Верёвка и правда лопнула, но без надуманного эффекта, а как-то вполне обыденно. Клим Палыч стёр со лба выступившие капли пота и сразу принялся за вторую верёвку. А ведь ещё оставалась большая ржавая цепь, её-то как ножом пилить?

      Впрочем, цепь ослабла сама по себе и слезла спокойно, и уже без помех, едва Клим Палыч закончил с мокрыми верёвками. Галка приподнялась над всеми, вытянув руку с телефоном. От ткани несло тухлятиной и тиной. Точно рыбёшки там внутри, и совсем ничего интересного. Но снять видео ей всё равно хотелось до конца.

      Общий план: деревянный причал, грязь и лужи, размокшее тряпьё, а под тряпьём…

      – Дайте мне, – Юлия осторожно приподняла грязный и влажный край, раздвинула. Потом ещё. Расправила за несколько коротких секунд.

      Под тканью обнаружился ком грязи. Большой такой ком, загустевший и ярко блестящий на солнце. Как нефть. От него и пахло тухло, прямо до рвоты. Миазмы распространились быстро. Ничего не произошло, гром не грянул, бомба не взорвалась. Зато из-за резкого запаха все отошли подальше, а вдруг проснувшийся младенец в слинге заголосил так истошно, будто его ножом резали. Галка бы тоже так заголосила, если бы её будили неприятными запахами.

      – Выбросить, и дело с концом! – Клим Палыч крепко зажал нос одной рукой, а второй торопливо собрал всё тряпье обратно в кучу и осторожно поволок с пирса на дорогу. – Отмою, посмотрю, может там есть что-то интересное внутри. Не зря же это все заматывали так старательно. А потом выброшу.

      От запаха у Галки на глаза непроизвольно навернулись слёзы. Она закончила съёмку, закрыла нос локтём, как учили их в школе на ОБЖ. Младенец орал как-то совсем с надрывом, будто его не только внезапный и ужасный запах раздражал.

      – Есть хочет, – объяснила им Юлия виновато. – Пойду покормлю. Вы если что найдёте, заглядывайте ко мне!

      – Обязательно! – прогундосил Клим Палыч, таща большой свёрток