Возвращение герцога. Валери Боумен

губ приподнялись в такой знакомой манере, что ее сердце подпрыгнуло.

      Она хотела было ответить, но осеклась, не доверяя себе: мало ли что сболтнет ее язык? За последний год она научилась осторожности. Ей пришлось овладеть искусством вести беседу так, чтобы не выдать истинных чувств, научиться притворяться живой, в то время как ей казалось, что она умерла вместе с Филиппом на том проклятом поле. Только ведь он вовсе не умер: стоит перед ней как ни в чем не бывало и спрашивает какую-то ерунду. В единый миг мир встал с ног на голову.

      – И поделом, если так: я заслуживаю куда более сурового наказания, – заметил Филипп, подошел ближе и остановился в шаге от Софи.

      – Вы заслуживаете более сурового наказания, – повторила она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал ее истинных чувств. Сегодня только злость.

      Но вот ее ноздри уловили знакомый запах: мыло, кожа, одеколон… Ей пришлось стиснуть зубы, чтобы не расплакаться.

      – У нас мало времени, – напомнил Филипп. – Не сомневаюсь, что нас обоих уже хватились.

      Она вздернула подбородок. Вот тот невозмутимый, уверенный в себе Филипп, которого она знала, но минуту назад он показался ей таким ранимым – всего на мгновение, но она этого не забудет.

      – В таком случае говорите, что хотели, – подхватила она его сухой тон.

      Филипп быстро оглянулся на леди Клейтон, затем снова перевел взгляд на Софи и прошептал с таким искренним раскаянием, что она чуть не расплакалась:

      – Простите, София, – вот что я хотел сказать.

      – За что мне вас прощать? – с трудом выдавила она, губы не повиновались.

      Он приподнял бровь, словно хотел спросить: «Разве не ясно?»

      Провалиться ей на этом самом месте, если она позволит ему отделаться этим «простите»! Пусть объяснится. Прямо сейчас. Не говоря уж о том, что он назвал ее Софией. Почему? Раньше всегда говорил ей «Софи». Зачем этот официальный тон?

      Софи расправила плечи, глубоко вздохнула.

      – И это все, что вы можете мне сказать? – спросила она резко.

      Его лицо напоминало маску.

      – Я должен был принести вам свои извинения, и сделал это.

      От ее печали не осталось и следа. Глаза Софи полыхнули гневом. Как смеет он обходиться с ней столь небрежно? Что, и ради этого он ее сюда вызвал? Этого мало! Ничтожно мало.

      – Разумеется, но это далеко не все: я ожидала, что вы также объясните, отчего целый год делали вид, будто вас нет в живых.

      Расправив плечи, Филипп провел рукой по груди.

      – Этого я не могу вам сказать. – Он был мрачен, но голос его звучал решительно.

      – Ответ не принимается, – ровным тоном произнесла она, однако ноздри ее трепетали.

      – Прошу вас, Софи, – произнес он едва слышно.

      Ах, все-таки «Софи»! И на том спасибо. Это, да еще знакомый запах укрепило ее в мысли, что рассудок она пока еще не потеряла: перед ней действительно стоял Филипп, а не какой-то самозванец. Сомнений больше не было. Она тряхнула головой, не заботясь о сохранности туго завитых локонов.

      – Простите,