Бацилла. Арну Галопен

это, что он был человеком ужасным, отвратительным?.. Да… Он был уродлив, невероятно безобразен, такое уродство превосходило все, что только можно себе представить. Не то чтобы его лицо было поражено какой-нибудь волчанкой, изрыто отвратительными язвами или покрыто глубокими рубцами… Кожа была нетронутой и черты лица ровными, с ним не произошло никаких катастроф. Что делало обладателя сего лица отвратительным и безобразным, так это цвет… Кожа была синяя, равномерно синяя, и то был не тот апоплексический синий, похожий на цвет винного осадка, а яркий, заметный, почти чистый синий, где-то между берлинской лазурью и ультрамарином.

      Я долго прожил в больницах и видывал там все формы уродств, все ужасы, какими природа иногда любит помучить наше бедное человечество, но никогда не встречал более отталкивающего чудища, чем тот, чью душераздирающую повесть я взялся рассказать.

      Ничто не поражало сильнее, чем это лицо, казавшееся лицом разлагающегося трупа. И все же на нем горели желтые глаза, в которых читалась боль от продолжающегося существования и раздражение от того, что его обладателя уже не причисляют к живым… Только перо Эдгара По могло бы достойно описать столь кошмарное зрелище… По телу шла дрожь, и одновременно просыпалось любопытство.

      Но все же этот человек некогда был красив!.. Его длинные кудрявые волосы отливали рыжеватым золотом, глубокие, с бархатными ресницами глаза заставляли засматриваться не одну женщину, когда он читал лекции в Сорбонне о сухой бактериологии.

      Поскольку к нему на занятия многие привыкли ходить как на пятичасовое чаепитие, на трибунах широкого амфитеатра наблюдался разительный контраст между светскими барышнями в сияющих туалетах, сидящими рядом с бледными от бессонных ночей зубрилами и русскими студентами в тугих бедных сюртуках.

      Смущенные таким женским нашествием, ученики Марсьяля Прока в конце концов садились кучкой на верхние места, где время от времени неподобающе подшучивали над дамочками. Самая невинная шутка заключалась в том, чтобы брызнуть из пробирки чем-то попахивающим серой или «выдуть» порошок йодоформа на шляпки и блузки красивых слушательниц.

      Эти мелкие проказы совершенно не отталкивали почитательниц Прока.

      Они прекрасно понимали, что находятся не на своем месте в этой интеллектуальной среде, но все равно приходили слушать. Их становилось все больше, и они расталкивали друг друга локтями, будто базарные торговки, чтобы оказаться как можно ближе к кафедре молодого преподавателя. Некоторые дамы по возможности записывали, и было видно, как их окольцованные пальчики быстро порхали над тетрадями в холщовых обложках. Другие, более откровенные и слегка циничные, лишь смотрели на профессора томным взглядом и картинно падали в обморок после какого-нибудь опыта, для понимания которого требовалось учиться и разбираться в науке.

      Эти лекции, скучные для неофитов, казалось, развлекали девушек в аудитории, которых студенты насмешливо прозвали «касательными», потому что у дам была привычка после