Речная. Виталий Стальев

олнцем поля.

      Непонятно для кого устроенная в таком месте советская бетонная остановка давала прохладную тень и укрывала в глубине сморщенного коричневого старика. Я присел рядом с ним и осторожно поздоровался – не было похоже, что тот вообще заметил подъехавший пыльный чероки.

      – Ну здоров, коль не шутишь, – скрипуче ответил дед и продолжил смотреть куда-то сквозь машину в поля.

      Я вытащил из бокового кармана выгоревших солдатских штанов ксерокопию фотографии, с которой улыбались мальчик и девочка.

      – Посмотри, дед, не видел детей? Потерялись.

      Дед отвлекся от медитации и скосил слезящийся глаз на бумажку, поразглядывал, отрицательно мотнул седой клочковатой головой, – не.

      Я подождал еще несколько секунд, но старик снова выключился. Сашка вполоборота покопалась на заднем сидении, высунула в окно скрученную карту: "Про Елизарово спроси еще".

      Елизарово это было отмечено на старой геодезической карте, которой мы пользовались, но навигатор его не находил. Я развернул перед дедом истертую замятую бумагу.

      –Глянь-ка? Мы вот тут сейчас, – я прижал пальцем точку недалеко от деревни Овсянка. – А вот тут Елизарово, в лесу. Как проехать туда, знаешь?

      Дед снова скосился, посмотрел на мой палец, на бумажный лес и дорогу. Потом боком, словно ворона, глянул на меня, и изрек:

      – Сдохли они поди.

      В молчании мы с Сашкой устало переглянулись. Все поисковики к пятому дню были готовы, что никого найти не удастся.

      – Дети? – наконец спросила она из окна.

      – Елизаровские, – проскрипел дед.

      – Почему?

      – Они там родня все. Женились на сестрах, вот и померли. Грех.

      – Давно? – я решил уточнить, потому что карта была семидесятых годов и на ней село еще указали.

      – Я там в девяносто седьмом был крайний раз (Сашка поморщилась на слово "крайний"), их было четыре дома живых, щас, поди, уж нет их.

      – А как бы нам туда проехать? – перебила нетерпеливая Сашка. – Дорога есть?

      – Дорога, – дед покосился опять на карту, которую я все еще держал на коленях, – Нет там дороги. Заросла давно. За следующей остановкой свороток был.

      Трясущийся коричневый палец ткнул выше моего километров на десять.

      – Спасибо, дед, поищем, – я поднялся. – Тебя может подвезти куда?

      – Не, ахтобус жду.

      Я посмотрел вдаль пустой дороги. Вряд ли здесь вообще ходит какой-то транспорт, мелькнула мысль. Вывеска с названием остановки покрылась бархатистой ржавчиной и что-то из нее выяснить было невозможно.

      – Ну бывай, – попрощался я и вернулся в жаркий салон.

      ***

      Брат с сестрой потерялись в воскресенье. Пошли через лес рыбачить на заводь в двадцати минутах от дачного поселка, а обратно не вернулись. Беда была в том, что в обратную от поселка сторону лес тянулся на десятки километров и уходил в Югру. Следы детей на тропинке были и туда и обратно, но потом сворачивали и пропадали.

      В понедельник их искали дачники, местные полицейские и МЧС, но к среде уже стянули и солдат из ближних частей, и студентов вроде нас. Считалось, что студенты геологи очень хороши для применения в северной глуши. Фильм "Территория" сильно романтизировал образ геологоразведчика, который со спичками и штангенциркулем может выжить в комариной тайге и даже найти там золото или что еще ценное, например, детей. Но современный брат геолог живет в мобильных поселках на месторождении, спит в мягкой постели, а на разведку ездит в болотоходе. Быстро стало понятно, что толку от нас с Сашкой мало, и нас отправили объезжать деревни и опрашивать местных стариков. Молодежи в северных деревнях нет.

      – Высматривай свороток, – велел я Сашке и отобрал у нее карту, которую она разглядывала вверх ногами.

      – Свороток, – акцентно окая передразнила Сашка. Сашка была москвичка.

      На Урале у нас есть "свороток", "своротка" и поворот. Это Сашку смешило потому еще, что, подъезжая к изгибу дороги, можно было интуитивно определить, какая из трех сущностей перед тобой, но объяснить – нет, нельзя. Вот свороток, а там поворот.

      Поле справа закончилось, поднялся мрачный еловый лес. Дорога стала еще хуже, и я сосредоточился на маневрах вокруг ям и между колеи.

      – Это вот остановка? – Сашка опять меня ткнула и я посмотрел, куда она показывала. От остановки остались обломки бетонных стен да кусок крыши, висящий на гнутой арматуре. К арматуре за шею была подвешена дохлая кошка. – Миленько. Стивен Иванович Кинг.

      Свороток за остановкой вел на просеку, уже основательно захваченную лесом. Распушившийся к осени иван-чай и ивовые кусты стояли выше окон, молодые березки и сосенки чероки сгибал железным своим бампером, и за нашей спиной они распрямлялись с недовольным и потрепанным видом. Двигатель работал на пониженных