Простить невозможно забыть. Ника Горина

в руках Кати. Так вот зачем она села с ней… Голова девушки закружилась.

      – Говорят, он офигенный красавчик, – продолжила Настя.

      Катя ничего не ответила. Она этого не знала. Она бросала на него лишь короткие беглые взгляды. Вроде у него щетина. Да, щетина. Она так колола ее в ту ночь. Катю бросило в жар. Его глаза. Карие? Зеленые? Синие? Вроде карие… или зеленовато-карие? Она не помнила… Он высокий, да. Выше, чем она. Намного выше. А еще он тяжелый…

      Катя тряхнула головой, отгоняя страшные образы.

      – Вся школа только и говорит о нем, – не унималась Настя.

      – Почему? – прошептала Катя.

      Настя взяла две колбочки. В одной была желтая жидкость. Как то покрывало на кровати… Вторая красная…. Как ее кровь на руках… Она налила немного красной жидкости в желтую. И эта жидкость медленно разводами начала оседать на дно, не смешиваясь с желтой. Как разводы ее крови на желтом покрывале… В нос ударил резкий запах. Такой же резкий, как запах одеколона одного из мужчин.

      Кате стало трудно дышать, она начала задыхаться, ее бросило в жар, но руки ее похолодели… Катя встала из-за стола. Голова жутко кружилась.

      – Катерина, почему ты встала? Урок еще не закончен, – произнесла учительница.

      – Мне.. надо… надо… выйти, – прошептала бледная, как полотно Катя.

      Она сделала шаг, но споткнулась о свою сумку и упала. Ее вырвало.

      – Катя, – Елена Степановна бросилась к ней.

      – Фу! – загудел весь класс.

      – Тихо! – прикрикнула учительница. – Возвращайтесь к работе. Я кого-нибудь позову убрать. Катя, идем, я отведу тебя к врачу.

      Катя медленно встала на ноги.

      Елена Степановна вывела Катю из класса. Девушка едва передвигала ноги. Ей было так плохо. И едва она добралась до кушетки в кабинете медсестры, как рухнула без сил.

      Ее словно бы окутала какая-то пелена. И сквозь нее она едва ощущала, как ей меряли давление, сделали укол, вроде бы позвали директора, накрыли чем-то мягким.

      Понемногу девушка начала приходить в себя. Сознание к ней возвращалось, а комната, которую она видела сквозь туман, начала принимать яркие контрастные очертания. Катерина лежала на кушетке, ее знобило. Вокруг нее стояли обеспокоенные Елена Степановна, школьный врач и директриса.

      – Катенька, тебе лучше? – Елена Степановна присела рядом с ней и коснулась ее лба. Он был холодный и липкий.

      – Мы позвонили твоему дяде, – проговорила Полина Григорьевна. – Он сейчас приедет.

      При упоминании Дмитрия волна отвращения и тошноты снова накатила на девушку.

      – Дайте тазик, – скомандовала Елена Степановна.

      Врач подставил тазик, и Катю снова вырвало.

      Она была бледна. Ей было так плохо. Врач снова померил ее давление.

      Дверь распахнулась, и в комнату вошел Дмитрий.

      Катя закрыла глаза и отвернулась. Она не хотела даже смотреть на него.

      – Что произошло? – спросил он, не спуская глаз с Кати. Он остановился в нескольких шагах от кушетки.

      – Ей стало плохо на уроке, – ответила врач. – Ее стошнило. Давление