Розвинд. Тьма. Sunny Greenhill

ничего или чувствовать, как лава бежит по твоим венам, постепенно сжигая мозг, – он выбрал первый, дабы сохранить рассудок.

      На работе он привычно разбирал документацию, поступающую от различных отделов и клиентов, отправляя готовые подборки в соответствующие подразделения. Рутина, до этого утомлявшая, теперь, наоборот, успокаивала, позволяя уйти от реальности в свои мысли, в которых он снова и снова возвращался то в день, когда они с Изабель попали на вечернику по случаю открытия шикарного отеля в центре города и танцевали под разбрасывающими хрустальные брызги света огромными люстрами, пили шампанское и ели изысканные деликатесы, обсуждали наряды гостей и, как школьники, целовались за бархатными портьерами; то в день, когда он сделал ей предложение в одной из прохладных аллей Голден-парка, словно в ажурной колоннаде, сотканной из теней и зелени; она была в простенькой бежевой кофточке из джерси и синих джинсах, но и одежда из золота и шёлка не сделала бы её прекраснее в тот момент, когда она сказала: «Конечно, Стэнли, я согласна».

      Но иногда память вытаскивала на свет красную тряпку воспоминаний о том дне, когда он узнал о её гибели, и тогда у него перед глазами снова появлялось восковое, безжизненное лицо, принадлежащее брошенному душой телу, более не имеющему с его любимой ничего общего. В такие дни он был ещё более отстранённым, поглощённый неудержимой злостью к тем, кто готов растоптать любого на своём пути ради денег или развлечения, совершенно не заботясь о причинённом ущербе. Он проклинал не только двух убивших его жену ублюдков, он ненавидел всех подобных им носителей вируса бешенства.

      Сегодня настал как раз такой день, и ему приходилось надолго прерывать работу, пока не спадала багровая пелена и не разжимались стиснутые до дрожи кулаки.

      Когда на него в очередной раз накатил кипящий прилив ярости, он встал с кресла и пошёл в туалет, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Он с трудом переставлял ноги, видя только просвечивающее через красную вуаль мёртвое лицо жены, а другие работники офиса боязливо перешёптывались у него за спиной, замечая его перекошенное лицо и слыша с присвистом вырывающееся через крепко сжатые зубы дыхание.

      Зайдя в сверкающий кафелем и зеркалами туалет, Стэнли на минуту зажмурился и глубоко вздохнул, затем подошёл к отделанной под мрамор раковине, повернул хромированный вентиль на полную мощность и, подставив под ледяную струю голову, стоял так, пока череп не начало ломить, а кровавый туман не рассеялся. Опершись на раковину, он смотрел в зеркало, а вода ручьями стекала с волос и струилась по лицу, смешиваясь с хлынувшими из глаз, как только выдохся охвативший его гнев, слезами. Это приносило некоторое облегчение, как будто концентрат боли растворялся и вытекал из мышц и сухожилий, оставляя внутри лишь блаженную пустоту.

      Стэнли закашлялся: оказалось, он не заметил, как перестал дышать. Зажмурившись, он судорожно вздохнул, пытаясь унять боль в лёгких, и схватился правой рукой за грудь. Наконец он медленно открыл глаза,