Измена. Я хочу помнить. Мэри Ройс

смотрит так, что я чувствую то, о чем мечтает каждая девушка.

      Я чувствую себя желанной. А это слишком сладкое чувство. И тот факт, что это недопустимо, ни разу не отрезвляет.

      – У меня тоже дерьмовый денек, – продолжает Глеб низким хриплым голосом в тишине позднего вечера.

      Покачав в бокале рубиновую жидкость, точно истинный сомелье, Глеб делает большой чувственный глоток, а я… я с какой-то животной жадностью наблюдаю, как острый кадык дергается на его крепкой шее.

      Даже то, как он хмурится от терпкого вкуса вина, вынуждает мое глупое сердце замереть.

      Заметив мое потрясенное выражение лица, этот обаятельный засранец проводит языком по губам, слизывая гранатовые капли, а потом улыбается.

      – Ты так смотришь, будто хочешь ударить меня.

      Очень хочу. Прочищаю горло и, проведя по шее ладонью, выпрямляю спину.

      – Ты пьешь из моего бокала. Мне это не нравится.

      – Почему? – Уголок его губ дергается в провокационной ухмылке. – Потому что это негигиенично? У тебя какой-то пунктик по этому поводу? Как же ты целуешься?

      И вот так, одной фразой, этот нахал лишает меня дара речи. Меня. Одного из лучших адвокатов в городе.

      Уму непостижимо!

      Я открываю рот и тут же закрываю его, не в силах вспомнить, когда меня в последний раз целовали.

      Хотя вопрос и содержал другой контекст, я уловила в нем лишь то, что является моим больным местом. Глеб задел его. Пусть и ненарочно.

      Но я не собираюсь обсуждать это с ним. Я всего лишь брезгую пить после того, кто оставил на горлышке бутылки или стакане отпечатки своих губ. Но сейчас во мне что-то ломается, потому что мне очень хочется прижаться губами к тому месту, где был его рот. Боже…

      – Забудь, – трясу головой и украдкой перевожу дыхание. – Я возьму себе другой бокал.

      Поднимаюсь на ноги, чтобы уйти на кухню, но резко оборачиваюсь, когда мое запястье попадает в плен теплых пальцев.

      – Ты чего такая замороченная? – Глеб протягивает мне бокал. – Можешь не волноваться, я чист.

      Взвинченная от нервов, которые шалят в компании его самоуверенности, я поддаюсь порыву и смеюсь, пока не ловлю его потемневший взгляд на своих губах.

      – Что? У меня что-то на лице?

      – Нет, – он указывает бокалом на меня. – Твой смех. Я еще не слышал его.

      Я смотрю на Глеба в каком-то неверии, пока масса смешанных эмоций поднимается к горлу. И мне приходится проглотить их, чтобы голос прозвучал ровно: