Лучшие годы Риты. Анна Берсенева

конечно, переменилась не меньше, и это, наверное, расстроило бы ее и даже испугало, если бы не ошеломила ее сейчас и не отвлекла вот эта догадка – что у одноклассников, живущих в Меченосце, есть то, чего нет и никогда не будет у нее: ежедневная, повседневная жизнь среди тех, с кем связана молодость, связано детство. Вот ведь все они не воспринимаются ею как чужие – ни Наташка с ее рыхлой фигурой и безвкусным макияжем, ни Шефуня с его глупым всезнайством, ни Митя в тусклой клетчатой рубашке. Они отличаются от нее во всем, а стены между ними нет, и разговаривать с каждым ей так же легко, как в детстве, и до сей минуты она даже не сознавала, что это так, просто разговаривала весь вечер, как в первом или в десятом классе. Но для нее это стало так только сегодня и на один вечер, а они каждый день живут среди своих, в биополе своих – и это такая жизнь, которой у Риты нет и никогда уже не будет. Может, она не особенно хороша, эта их жизнь, и даже наверняка так и есть – что хорошего в ежедневном общении с Наташкой или с быстро опьяневшим Сониным мужем? – но это жизнь, которой Рита лишена. И ничего с этим уже не поделаешь – людей, которые окружают тебя сейчас, в нынешней твоей жизни, не вставишь ведь в свое детство и не проживешь с ними первую юность, а значит, никогда уже не сделаешь их по-настоящему своими. Ты навеки среди чужих.

      Рита даже поежилась от этой догадки.

      – Холодно тебе? – спросил Гриневицкий.

      – Нет, – ответила она. – С чего ты взял?

      – Дочка так ежится, когда ей холодно.

      – Сколько твоей дочке? – машинально спросила Рита.

      – Пятнадцать. А у тебя дети есть?

      – Нет.

      – Почему?

      Все-таки Гриневицкий переменился не только внешне: раньше он не задавал бестактных вопросов.

      – Так, – пожала плечами Рита. – Не сложилось. – И неожиданно для себя предложила: – Давай выпьем.

      Гриневицкий отказываться не стал. Текила на их половине стола кончилась, и он принес ее с другой половины.

      – И соль вот, – сказал он. – Но лайма нет.

      – И не надо, – махнула рукой Рита. – Текила и без лайма хороша. Просто мягкая водка.

      Она действительно любила текилу, хотя мода на нее давно прошла. Впрочем, она ничего в своей жизни не делала из таких посторонних соображений, как мода.

      Видимо, именно эта рюмка текилы, выпитая с Гриневицким, оказалась последней каплей для того, чтобы Рита опьянела по-настоящему и море стало бы ей по колено. Ну, не море, может, нет ведь здесь никакого моря… Но музыка есть, и пол дрожит от топота танцующих, и что это она сидит как засватанная?..

      – Пошли, Митька, танцевать! – объявила Рита, поднимаясь из-за стола.

      Стул, с которого она встала, при этом опрокинулся, так что выглядел ее порыв, наверное, очень уж разухабисто. Ну и ладно! Не все ли равно, как она выглядит в Митиных глазах? А другие и вовсе на нее не смотрят – танцуют в свое удовольствие. И она будет!

      Она схватила Митю за руку и потащила в общий круг. Вместо Наташи Королевой как раз запел Челентано, это было приятно.