Книга мертвых. Линкольн Чайлд

Настоящую правду. – Он говорил так тихо, что слова почти невозможно было разобрать.

      – Правду? – невольно переспросила Констанс.

      – Да. О наших с братом отношениях.

      В мягком свете гаснущего огня взгляд странных глаз Диогена Пендергаста казался смущенным, почти растерянным. Однако, когда он вновь посмотрел на Констанс, лицо его немного просветлело.

      – Ах, Констанс, вы, возможно, мне не поверите, но, когда я смотрю на вас, мне кажется, я сделал бы все возможное, чтобы избавить вас от боли и страха и взять эту ношу себе. И знаете почему? Потому что, глядя на вас, я вспоминаю себя.

      Констанс продолжала сидеть неподвижно, не говоря ни слова.

      – Я вижу перед собой личность, которая хочет стать такой, как все, – обычным человеком, но которой суждено всегда быть одной. Я вижу личность, которая чувствует глубже, острее, чем готова это признать… даже самой себе.

      Констанс задрожала. Диоген продолжал:

      – Я чувствую вашу боль и ваш гнев. Боль из-за того, что вас покинули – и не один, а несколько раз. И гнев на несправедливость богов. «Почему я? Почему опять я?» Ведь это правда: вас оставили еще раз. Хотя вы до конца этого не осознаете. В этом наши судьбы тоже очень похожи. Я остался один, когда мои родители сгорели заживо по милости невежественной толпы. Мне удалось избежать смерти, а им нет. И у меня навсегда осталась уверенность, что умереть должен был я, а не они, что я виноват в том, что они погибли. Вы испытали то же чувство в связи со смертью вашей сестры Мэри – что это вы, а не она должны были умереть. По прошествии некоторого времени я был покинут во второй раз – моим братом. В ваших глазах я вижу недоверие. Но в конце концов, вы так мало знаете о моем брате. Все, о чем я прошу, – это чтобы вы выслушали меня.

      Он поднялся. Констанс порывисто вздохнула и тоже привстала.

      – Нет, – произнес он, и девушка вновь опустилась в кресло. В голосе Диогена теперь слышалась лишь бесконечная усталость. – Вам незачем бежать. Я сам сейчас уйду. Позже мы побеседуем еще раз, и я расскажу вам о детстве, которого у меня не было. И о старшем брате, который платил за мою любовь ненавистью и презрением. Который получал удовольствие, разрушая все, что я создавал, будь то мои детские тетради со стихами или мои переводы Вергилия и Тацита. Который мучил и в конце концов убил моего любимца с такой жестокостью, что даже сегодня мне трудно об этом вспоминать. Мой брат задался целью восстановить всех против меня ложью и оговорами, сделать из меня своего зловещего двойника. Но когда и это не смогло меня сломить, он придумал нечто настолько ужасное… настолько ужасное… – При этих словах голос Диогена дрогнул. – Посмотрите на мой глаз, Констанс. Это самое малое из того, что он сделал.

      Некоторое время в библиотеке царила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Диогена, старавшегося взять себя в руки. Невозможно было понять, куда устремлен его безжизненный взгляд – на Констанс или мимо нее, в пустоту.

      Проведя рукой по лбу, он сказал:

      – Мне пора идти. Но я кое-что вам оставил – вы найдете это позже. Это подарок от близкого