Король зомби. Александр Подольский

шедевр.

      – Ты лучше помолись богу еды, чтобы он не дал тебе умереть от голода. А то скоро этот халат тебя и придавит. Собирайся, пойдем погуляем. Погода отменная сегодня. Посидим у фонтана на площади Ленина, пофилософствуем, как в старые добрые.

      Стёпа с тоской посмотрел на меня.

      – Я тебе мороженое куплю, – добавил я.

      – Два, – с нажимом сказал Степан.

      – Ну хорошо, два.

      Друг просиял и побрел одеваться.

      Я взглянул на ноутбук. Старичок перекосился, поник, его густо оплетала паутина клейкой ленты, не закрывая, однако, клавиатуры. Кнопка Delete отсутствовала. Трещины на мониторе образовывали что-то вроде большого глаза без зрачка, и на секунду мне показалось, что компьютер смотрит на меня, ехидно ухмыляясь. Я потряс головой, отгоняя наваждение.

      – Ты идешь? – спросил за моей спиной Степан. – Сколько тебя можно ждать?

      Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и курил.

      Мы вышли.

      Стёпа доедал второе мороженое, когда вдруг спросил:

      – Что бы ты отдал, чтобы создать шедевр и навсегда войти в историю?

      Солнце стояло высоко. Время от времени порывы ветра сдували в нашу сторону освежающие брызги фонтана. Мимо нас пролетали дети на скейтбордах и роликовых коньках, по площади прохаживались парочки, вальяжно вышагивали голуби, искоса поглядывая, не выроним ли мы какой-нибудь еды.

      Я пожал плечами.

      – Да фиг его знает. Не уверен, что мне нужен такой обмен.

      – А мне нужен, – сказал Стёпа. – Только с кем меняться?

      Он осмотрелся по сторонам, словно в поисках обладателя нужного ему товара.

      – Все-таки хорошо, что ты меня вытащил, – добавил друг. – Сто лет тут не был. – Он помолчал. – Да и теперь понимаю, что понаписал полную ерунду за эти дни. В корзину ее. Заново начну.

      – Ты не спеши с корзиной-то… – начал я.

      – Я бы отдал все что угодно, – перебил меня Степан. – Не думая, вот хоть сейчас. Даже жизнь. Дайте мне месяц на рассказ, а потом в гроб. Без кистей и глазетов.

      – А как же понежиться в лучах славы?

      Степан окинул меня презрительным взглядом, встал и подтянул едва державшиеся на тощих бедрах джинсы.

      – Шедевры, брат, нужны миру, – пояснил он. – Общественности, народу. Искусство в массы! Пускай себе восхищаются, оды пишут, в журналах печатают. Я выше этого.

      Друг приложил козырьком руку ко лбу и обвел взглядом площадь.

      – Вот для них. Я буду писать для этих людей. А «Нимфа», – подмигнул он мне, – разве товар дает? Пойдем, не станем тратить время на пустые разговоры.

      Ничего другого мне не оставалось.

      Через пару недель я снова посетил Стёпину квартиру. Дверь беспрепятственно впустила меня, а пустая прихожая встретила привычным полумраком.

      Сквозь распахнутое окно в комнату врывался свежий ветер, играя занавесками и наполняя комнату ароматом свежескошенной травы. С улицы доносилось жужжание нескольких бензотриммеров.

      На столе, сверкая черным