Генерал. Злой гений Порт-Артура. Герман Романов

– ничего не ноет, нет чувства горестного бессилия, когда ты прекрасно понимаешь, что просто доживаешь оставшиеся дни, терзаемый ежедневной болью.

      – Я вижу, уже проснулся, ваше превосходительство. Умыться принес, утро ноне хорошее, жарко токмо.

      Дверь в комнату открылась, зашел подтянутый, еще не старый мужчина лет пятидесяти в летней солдатской рубахе. На плечах – малиновые погоны с одиноким ефрейторским басоном, который, по его солидному возрасту, и носить-то не положено. Ладно, будь он унтер-офицером сверхсрочной службы или фельдфебелем, пусть даже подпрапорщиком, ведь война началась. Но чтобы оставаться на долгие годы ефрейтором?!

      Однако денщик начальника дивизии имеет особый статус, тем более на груди отсвечивали благородным серебром георгиевский крест с медалью, полученные им за бои с турками на Дунае. Тогда Кузьмич служил в роте 53-го Волынского пехотного полка, которой командовал известный своей храбростью капитан Фок, ставший одним из первых георгиевских кавалеров на той, уже давно минувшей и полузабытой многими войне.

      – Какой нынче день?

      Александр Викторович прикрыл глаза и немного скривился, приняв в мозг огромный пласт информации – память реципиента оказалась в его полном распоряжении. Как ни странно, он этим невинным вопросом решил ее просто проверить.

      – Осьмнадцатое число, Александр Викторович, – совершенно спокойно отозвался денщик, которого Фок с 1877 года называл Кузьмич. Выпало ему носить одинаковые и фамилию, и отчество, да и призван был из деревни Кузьмичево за два года до войны с турками.

      Фок пробормотал под нос, приноравливаясь к речи и стараясь, чтобы денщик его не расслышал:

      – Плохо, что опоздал немного. Не судьба, зато время еще есть. Было бы хуже, если бы японцы уже выбили нас с перешейка. А так время еще в запасе имеется, и немало, надо только с разумением его использовать…

      Александр Викторович покачал головой. На погибшего адмирала Макарова, признаться честно, он не рассчитывал. Однако не расстроился, так как попасть на подобный случай было совершенно невероятным делом. Разлет по времени должен был пойти, как ему объяснили «товарищи ученые, доценты с кандидатами», с апреля по июнь 1904 года, причем данная возможность составляла на самом деле ничтожные доли процента.

      И этот немыслимый шанс от судьбы он все-таки вырвал, недаром его всегда считали счастливчиком, настоящим баловнем фортуны, как бы выразились в это время. Один жребий из тысячи остаться в живых он всегда ухитрялся вытаскивать и выживать там, где погибали сотни.

      «Это не моя война, к тому же она будет позорно проиграна. Царизм прогнил насквозь, и мне еще предстоит нанюхаться миазмов разложения. Но раз так вышло, то драться с японцами придется насмерть и отстаивать русский Порт-Артур до последнего. Чтобы кровавый урок восточные соседушки надолго запомнили и через четырнадцать лет во Владивостоке оккупанты не появились. Хотя…

      Царизм обречен, революция его сметет, вот только интервенция обязательно