По-настоящему. Анна Белинская

Бондаренко смотрится на нашей площадке неуместно. Он как нудист на городском пляже. Или как крутая иномарка на рынке отечественного автопрома.

      В прихожей, куда приглашаю войти Германа, отойдя на пару шагов, парень смотрится еще хуже. Как слон в посудной лавке. Мне хочется улыбнуться, ведь выражение его лица говорит о том, что он такого же мнения.

      Не знаю, в каких хоромах живет он, но у нас с братом чисто. И мне беспокоиться не о чем.

      Герман снова в шортах. Но все же перемены в нем налицо: черная свободная футболка, белые шорты и черные кроссовки.

      Его любимые цвета: черный и белый? Не думала, что Бондаренко настолько консервативен и сдержан.

      – Что? – спрашиваю я, когда, опустив взгляд с моего лица ниже, он усмехается.

      – Ничего, – ухмыльнувшись, отвечает и начинает вертеть головой по сторонам, пока ловлю в зеркале свое отражение, понимая, чему он усмехался – мороженко. И что?

      – Эта квартира съемная? Ты одна здесь живешь? – неожиданно высыпает на меня вопросы.

      Как он понял, что квартира съемная?

      – Съемная, – подтверждаю. – Живу с братом.

      – А почему съезжаешь? – закончив исследовать жилище, снова смотрит на меня, то и дело скашивая взгляд на разноцветный рожок.

      Да, я в отличие от него, не настолько консервативна и люблю яркое.

      – Так надо, – отвечаю уклончиво. Не думает ли он, что сейчас я поведаю ему все свои тайны? У меня на это нет времени, да и ему это вряд ли будет интересно. – Сейчас принесу вещи, – категорично сообщаю и ухожу в свою комнату.

      Пройти в гости не приглашаю. Он не чай сюда пришел распивать.

      Еще раз бегло осматриваю комнату.

      Я волнуюсь.

      Я собираюсь бунтовать, и от этой мысли скручивает живот.

      Подхватываю клетку и небольшой стеклянный аквариум, выхожу в прихожую, заставая Бондаренко привалившимся плечом к стене.

      – Возьмешь? – протягиваю ему затаившегося хомяка и притворившихся мертвыми петушков Дольче и Габбана.

      На автомате ли или по доброте душевной, Бондаренко двумя пальцами забирает у меня клетку и морщится, когда на раскрытую ладонь опускаю аквариум. Не дожидаясь, пока он отомрёт, убегаю обратно в свою комнату. Подбираю с пола рюкзак, закидываю его на одно плечо, на другое – камеру, распределяю в две руки пакеты с вещами и ноутбук. Готова!

      – Подожди… – тормозит меня Бондаренко, когда появляюсь в прихожей. – Я не понял, ты этих с собой берешь? – кивает на хомяка и рыбок.

      Этих… каков негодяй!

      – Нуу-у…да, – морщу лоб, не понимая, а что не так-то?

      – Шольц, мы так не договаривались, – он ставит клетку на комод, следом опускает аквариум.

      – Мы вообще ни о чем не договаривались, – решаю напомнить.

      – Извини… – качает головой, – одно дело ты, а вот эти… – брезгливо тычет пальцем в Мавроди. – Он же воняет, – скорчивает недовольную гримасу.

      – Он чистоплотный! – оскорблённо выкрикиваю я, глядя на то, как хомяк от горькой обиды падает на спину и складывает передние