.

иконы, правая рука была отрезана по приказанию покойного императора; и хотя, по легенде, эта отрезанная рука чудесным образом приросла, мученик ковал злобу против палача и на все замечания императрицы с упорством отвечал: «Бог не может быть таким несправедливым, чтобы забыть наши беды и простить нашего гонителя». На придворном обеде, которым закончилось торжество православия, еще один исповедник выказал себя не менее неумолимым. То был Феодор Грапт, прозванный так потому, что Феофил в виде наказания велел выжечь у него на лбу раскаленным железом четыре оскорбительных стиха. Императрица, очень озабоченная тем, чтобы польстить чем-нибудь мученикам, велела спросить у святого человека имя того, кто подверг его такой ужасной пытке. «Об этой надписи, – отвечал тот торжественно, – я у престола Божия потребую отчета у твоего императора, супруга». При этой неожиданной выходке Феодора, вся в слезах, обратилась к епископам с вопросом, так ли они рассчитывают исполнить свои обязательства; к счастью, вступился патриарх, и не без труда удалось ему успокоить озлобленного исповедника и заверить монархиню: «Наши обещания, – заявил он, – остаются непоколебимы, и если кто ими пренебрегает, это не имеет значения». Но, с другой стороны, далеко не безразлично, что из всех этих анекдотов мы ясно видим, сколько политических и человеческих расчетов имелось в виду при этом восстановлении православия и к каким сделкам с совестью одинаково легко готовы были прибегнуть и епископы, и сама Феодора.

      III

      «Первая добродетель, – говорит один летописец той эпохи, – это иметь православную душу». Феодора вполне обладала этой добродетелью. Но у нее были еще и другие качества. Византийские писатели восхваляют ее государственный ум, ее энергию, ее смелость; они приписывают ей героические слова, как, например, следующие, благодаря которым она предотвратила нашествие царя Болгарского: «Если ты восторжествуешь над женщиной, – послала она ему сказать, – слава твоя не будет стоить ничего; но если тебя разобьет женщина, ты станешь посмешищем целого мира». Во всяком случае, в продолжение четырнадцати лет, что она была регентшей, она правила хорошо. Без сомнения, как это, впрочем, легко предположить, правление ее было отмечено чрезмерной религиозностью. Очень гордая тем, что восстановила православие, она не менее того мечтала о славе истребления еретиков; по ее приказанию павликианам было предложено на выбор: обращение в православие или смерть; и так как они не уступили, кровь полилась рекой в местностях Малой Азии, населенной ими. Императорские инквизиторы, которым поручили сломить их сопротивление, превзошли самих себя: благодаря их стараниям более ста тысяч людей погибли от пыток. Событие большой важности, долженствовавшее иметь еще более важное последствие: бросив этих отчаявшихся людей в руки мусульман, императорское правительство приготовило себе тем много бед в будущем.

      Но в других вещах благочестивое рвение, воодушевлявшее регентшу, внушило