Византийские портреты. Шарль Диль

молода, когда вступала на престол, – ей было около тридцати лет, а для восточной женщины это возраст слишком близкий к началу увядания, – она была слишком умна, слишком честолюбива, чтобы рисковать скомпрометировать любовными интригами положение, которое она сумела завоевать. Царская власть стоила того, чтоб ради нее поступиться кое-чем, и добропорядочная жизнь Феодоры после брака делает, быть может, столько же чести ее практическому уму, сколько моральному чувству. Но в особенности эта женщина выдающегося ума, очень честолюбивая, страстно алкавшая власти, была поглощена заботами, имевшими мало общего с вульгарными любовными похождениями. Она обладала некоторыми выдающимися качествами, дающими право домогаться верховной власти: смелой энергией, мужественной твердостью воли, спокойной храбростью, оказавшейся на высоте положения в самые трудные минуты. Благодаря этим качествам в течение двадцати одного года, что она царствовала вместе с Юстинианом, она имела глубокое и вполне законное влияние на обожавшего ее мужа.

      IV

      Есть один факт, и его никогда не надо забывать, когда говоришь о Феодоре: это роль, которую она сыграла в трагический день 18 января 532 года, когда у дверей императорского дворца раздались угрожающие крики торжествующих мятежников, когда обезумевший Юстиниан, потеряв голову, видел одно спасение в бегстве. Феодора присутствовала на совете сановников; все пали духом, она одна оставалась бодрой и спокойной. Ею не было еще произнесено ни слова; вдруг среди полной тишины она поднялась, вся в негодовании на всеобщее малодушие, и напомнила императору, а также и министрам об их долге: «Если бы не оставалось другого исхода, кроме бегства, – заявила она, – я не хочу бежать. Кто носит царский венец, не должен переживать его потерю. Я не увижу того дня, когда меня перестанут приветствовать императрицей. Если ты хочешь бежать, царь, это твое дело; у тебя есть деньги, суда готовы, море открыто; что касается меня, я остаюсь. Мне нравится старинное выражение, что порфира – прекрасный саван». В этот день, когда, по выражению современника, «империя находилась, казалось, накануне гибели», Феодора спасла престол Юстиниана, и в этой последней борьбе, где на карту были поставлены и трон ее, и жизнь, воистину ее честолюбие возвысилось до героизма.

      В эту решающую минуту Феодора явила себя государственным мужем, благодаря своему хладнокровию, благодаря своей энергии; и этим, как было остроумно замечено, она действительно заслужила в государственном совете то место, какое до тех пор занимала, быть может, лишь благодаря слабости императора. Отныне она должна была сохранить его за собой, и Юстиниан отнюдь его не оспаривал. Страстно влюбленный до самых последних дней своих в женщину, которую в молодости обожал, всецело подчиненный обаянию этого выдающегося ума, этой решительной, сильной воли, он ни в чем ей не отказывал: ни во внешних почестях, ни в реальных проявлениях верховной власти.

      На церковных стенах того времени, над крепостными