Современный самозванец. Николай Гейнце

конвойного офицера, отвели отдельную лавку в вагоне, где помещалось офицерское отделение.

      Арестантские вагоны своим устройством ничем не отличаются от обыкновенных вагонов третьего класса, и одни только железные решетки в окнах, да часовые, стоящие у дверей, показывают их назначение.

      Товаро-пассажирский поезд, с которым отправлялась партия, уходил из Одессы в двенадцать часов ночи, так что ждать на станции пришлось около часу.

      Этим временем воспользовались арестанты, чтобы достать кипятку и купить съестные припасы, после чего началось чаепитие.

      В этом солдатики конвойной команды очень услужливы и не отказывают арестантам ходить на вокзал за покупками и кипятком.

      Вообще русский солдат, несмотря на суровую, грубую внешность, имеет доброе сердце, и оно-то во многом облегчает участь тех несчастных, которые бывают ему вверены.

      По размещении арестантов по вагонам, солдатики обращались с ними уже более гуманно: сняли наручники, услуживали чем могли и разговаривали без всякого принуждения, не изображая из себя начальства.

      За чаепитием начались разговоры, рассказы, кто куда следует.

      В вагоне, в котором находился Савин, помещались большей частью пересыльные арестанты.

      Арестанты разделяются на категории: каторжных, бродяг, ссыльных и пересыльных.

      К последней принадлежат все лица, пересылаемые по требованию судебных и административных властей, беспаспортные, а также приговоренные уже к наказанию и отсылаемые к месту заключения в тюрьмы или арестантские роты.

      Как только поезд тронулся, в вагоне все преобразилось.

      Сидевшие до тех пор чинно арестанты поснимали с себя ужасные серые с бубновыми тузами халаты, растворили окна и стали весело и шумно разговаривать между собой.

      Вот затянули песню, которую подхватили и солдатики.

      Появился табак, водка, пронесенные украдкой и продаваемые арестантам по повышенным ценам. Так, восьмушка махорки, стоящая в продаже три копейки, продавалась по двугривенному, и полбутылки водки – шестьдесят копеек.

      Конечно, этой контрабандой могли воспользоваться только имущие арестанты, большинству же приходилось с завистью смотреть на этих счастливцев.

      Кроме запрещенной торговли водкой и табаком, солдаты вели также торг и съестными припасами по ценам доступным для арестантов.

      У них был большой запас бубликов, сельдей, вареной печенки и печеных яиц.

      На этой торговле они наживали самые пустяки, только, как они выражались, «на табачишко».

      Все это Николай Герасимович узнал от подсевшего к нему во время пути унтер-офицера.

      Это был разбитной малый, земляк Савина – калужанин.

      – Посудите сами, – говорил он, – как нам не промышлять с арестантами. Без этого мы бы без табаку и чаю насиделись, не говоря о том, что вечно и так бываем впроголодь. Чего купишь на шестнадцать копеек.

      – Ну, а начальство как на это смотрит?

      – Что начальство! Оно хотя и знает, да молчит, покуда все идет исправно… Есть у нас один офицер построже,