Царство. 1955–1957. Александр Струев

Иди в гостевую! – она безуспешно пыталась освободиться.

      – Х…! – грубо искривился его рот. Кротов хищно схватил еще не проснувшуюся подругу.

      – Да отстань!

      Женщина, изловчившись, освободилась от пьяных объятий и включила свет. Валерий был всклокочен, рубашка неряшливо торчала из брюк, галстук на боку. За версту несло перегаром.

      – Ты где шатался?!

      Он повалился лицом на кровать и через секунду захрапел.

      – Нажрался, сволочь! – Екатерина Алексеевна одернула ночнушку, ушла в гостевую комнату и заперлась на ключ.

      Заснуть не получалось, оскорбленная и разъяренная, она встала, накинула халат и пошла вниз, за коньяком. Проходя мимо главной спальни, дверь в которую так и осталась открытой, увидела пьяного дружка, который храпел, лежа в одежде и ботинках, поперек огромной кровати.

      – Гад неблагодарный! – чуть не плача выговорила Екатерина Алексеевна. Валерий был омерзителен, от него воротило.

      Женщина залпом выпила рюмку коньяка – завтра предстоял тяжелый день, бюро горкома, ей необходимо было успокоиться и заснуть.

      Вернувшись в гостевую, Фурцева умылась и только тут заметила под глазом лиловый след.

      – Синяк! – оторопела она. Вырываясь из навязчивых объятий, ее холеное личико наткнулось на тяжелую руку сожителя. Видно, так произошло. Не мог же Валера специально ее ударить? Или мог?!

      «Заснуть, главное – заснуть!» – натянув одеяло до подбородка, повторяла секретарь горкома.

      Глаза слипались, коньяк действовал. Екатерина Алексеевна уже провалилась в небытие, уже полетела по сумеречным коридорам ночи, ее уже баюкали неясные тени, дурманили сны, она уже стала забывать про своего распущенного любовника, как вдруг дверь ее спальни содрогнулась, в нее разъяренно дубасили. Бум! Бум! Бум! Бум! – сыпались удары.

      – Впусти! – послышался истошный вопль, и снова дверь содрогнулась от натиска. – Все равно достану!

      Екатерина Алексеевна заткнула уши.

      – Какой подлец! Подлец, подлец! – укрывшись с головой, с негодованием шептала хозяйка.

      Кротов ломился к ней в спальню, бил кулаками, лупил по двери ногой.

      – А ну, бл…, открывай! – дубасил он, дубовая дверь не поддавалась. – Принесу топор, в щепки разнесу!

      Она решила, что Валерий шутит, но скоро по дереву ухнул топор.

      – Ну, бля, сезам, откройся!

      Фурцева в ужасе зажмурилась: «Прибьет меня!»

      В коридоре раздался истошный вопль:

      – А-а-а-а-а!!! Не бей, не бей! Палец отдавил! – заскулил кротовский голос.

      За дверью слышалась глухая возня.

      – Мы его схватили, Екатерина Алексеевна, что дальше делать? – это был голос ее прикрепленного. – Топорик отобрали, он его с кухни взял. Топорик, мясо рубить, – уточнил капитан.

      – Заприте, но не в доме! – подойдя вплотную к покалеченной двери, распорядилась хозяйка. – «Хорошо пьяного мудака охрана услышала, а то бы убил меня, сукин сын!»

      Она слышала, как Валерку