Царство. 1955–1957. Александр Струев

? – спросил маленький Илюша.

      – Обязательно! – пообещал отец.

      Ох, и крутые горы в парке отдыха! Неимоверно быстрые, на самый берег Москвы-реки санки выносит! Главное – ненароком шею не свернуть, а катается здесь пол-Москвы. Оседлаешь саночки и мчишь стремглав: «О-го-го-го-го!» Нина Петровна с девочками три раза с хохотом вниз скатилась. Напроказничались, так уж напроказничались!

      Народу в парке – видимо-невидимо! Снег мягкий, податливый. Всякий, кому не лень, может сделаться скульптором. Тут и там детвора и взрослые катают снеговиков. Теперь они стоят повсюду: на центральной площади, на аллеях, вдоль набережной, даже у центральных ворот, где крутится веселая карусель, помигивающая разноцветной иллюминацией, выстроилась армия забавных снежных фигур. Сколько их здесь? Пятьсот, тысяча? Повсюду снеговики и снежные бабы: высокие и поменьше, толстенные, в три обхвата, и худышки – добродушные, улыбчивые, новогодние! А какая нарядная елка при входе! Никита Сергеевич с детишками слепил целую семью снеговиков: маму, папу и сыночка.

      Два часа, без передышки, под лирические песни репродукторов хрущевские дети носились на коньках. Илюшу поставили на салазки, и папа, как лошадка, с громким криком возил его по ледяному полю, пытаясь догнать шуструю Иришку или угнаться за быстроходным Сергеем. Одним словом, накатались, накричались, нагулялись! Еле увели разгоряченную компанию домой. Нина Петровна нервничала: как бы Илюша простуду не подхватил. Вернулись домой уставшие, но такие счастливые! Приятная истома растекалась по телу, ноги гудели. Нина Петровна с Иришей устроились на диване перед телевизором, усовершенствованная модель которого, с увеличенным вдвое экраном, была установлена в гостиной.

      – Научились телевизоры делать! – радовался Никита Сергеевич. Он прилег рядом, пытаясь смотреть передачу, но сон сморил – отец со свистом похрапывал.

      В кабинете зазвонил телефон.

      – Будь ты неладен! – вздрогнул первый секретарь и неуклюже поспешил в соседнюю комнату.

      – Хрущев! – рявкнул он в трубку.

      – Извините, что беспокою, это Серов.

      – Чего тебе?

      – Хочу о Василии Сталине доложить.

      Никита Сергеевич понял, что ничего хорошего не услышит.

      – Тут такое дело, не хочу вас расстраивать…

      – Да говори, в самом деле!

      – Василий четвертый день в загуле, – доложил председатель КГБ.

      – Он в Барвихе?

      – Да, в санатории «Барвиха». К нему друзья понаехали, спортсмены и бывшие сослуживцы, потом грузины какие-то появились. Пьют, медицинский персонал посылают. Вчера пьяной гурьбой гуляли, отдыхающих перепугали, на катке гвалт устроили, мат-перемат!

      – Никто безобразие пресечь не может?! Главврач в санатории на что?!

      – Пытались, а он в ответ: я – сын Сталина!

      – Сын Сталина… – протянул Хрущев.

      – В даче сидят, пируют. Девушек привезли, – докладывал генерал. – На ночь оставили, одна под утро сбежала, плачет, еле, говорит, вырвалась. Изнасиловали ее.

      – Кто, Васька?! – вскипел Хрущев.

      – Точно не скажу, мы без вашей команды не вмешиваемся.

      – Так вмешайтесь, мать вашу! – не удержался Никита Сергеевич. Хорошо, разговаривал при закрытых дверях, дети брани не слышали.

      – Есть! – отрапортовал Серов. – По этому поводу мне уже Молотов звонил.

      – А этому что надо?

      – Требует Василия немедленно в тюрьму.

      – Пронюхал, шакал!

      – В Барвиху Полина Семеновна на лечение приехала, вот ведь как совпало.

      – Наводи порядок, – проговорил Хрущев. – Всех гостей за дверь, хулигана запереть, установить пост! Докторов ему дай своих, чтобы язык был на замке.

      – Слушаюсь! – отчеканил генерал-полковник.

      – Ты зачем, Ваня, мне праздник портишь? – устало вымолвил Никита Сергеевич. – Почему не бережешь меня?

      – Извините, что огорчил, – оправдывался Серов, – не хотел до утра беспокоить, но без вас никак не обойтись, Молотов телефон оборвал.

      В этот момент на столе тяжелым утробным звуком зазвонил белый аппарат правительственной связи.

      – Молотов наяривает! – сообщил Никита Сергеевич. – Сейчас будет кровь пить!

      – Ну, я вас предупредил, – отозвался Иван Александрович.

      – Ладно, давай! – и Первый Секретарь положил трубку.

      В правительственном санатории «Барвиха», на затерянной в дремучем лесу даче, шло шумное веселье. Прямо на крыльце два немолодых грузина развели между поставленными на ребро кирпичами огонь, и ловко жарили шашлыки. Рядом стоял полупустой ящик коньяка, это был уже третий ящик «Энисели».

      – Автандил, что, готово?

      – Сделал, сделал! – отозвался лысоватый Автандил. – Через минуту снимаю.

      Напарник подал блюдо и Автандил водрузил на него шампуры с дымящимся мясом. Повара поспешили в дом. В столовой находилось