Мара и Морок. Трилогия. Лия Арден

потому что до сознания дошла боль от первых двух одновременно с третьим.

      Стражники наваливаются на меня, и я не сопротивляюсь, когда они слишком сильно толкают меня к стене. Я ударяюсь лбом о кусок лепнины рядом с камином так, что клацают зубы. Они болезненно заламывают мне руки, пока из глубокой царапины на лбу начинает стекать кровь. Теперь её много из-за моего бьющегося сердца. Я рассеянно чувствую, как капли ползут вдоль лица по веку правого глаза и потом по щеке.

      Они связывают мне руки и грубо отрывают от стены. Мы успеваем сделать несколько шагов к выходу под наигранный плач Елены, как вдруг к звукам присоединяется звон колокола. Вначале один, громкий, который наверняка слышат во всём Ярате. Затем второй, третий поменьше и пронзительнее. Мы все замираем, и даже я знаю, что этот звон означает. За годы его мелодия никак не изменилась. Я в недоверии поднимаю взгляд на Даниила, он рассеянно смотрит в окно, за которым наступила ночь. Теперь я понимаю весь их диалог, понимаю, о чём его спрашивала Елена, понимаю, что он не соврал, сказав, что смог выполнить свою часть плана.

      – Король мёртв, – тихо шепчет один из охранников.

      – Да здравствует король, – тихо повторяет второй, смотря на Даниила.

      – Да здравствует король! – уже громко и уверенно поддерживают остальные.

      – Уведите Мару в темницу! – Аарон прерывает этот фарс, бросая взгляд на ещё тёплое тело Николая.

      Я делаю то же самое – в последний раз смотрю на старшего принца, что нравился мне, хоть наши мнения под конец и разошлись. Я тихо шепчу короткую молитву Богине, прося позаботиться о его душе, а потом меня выволакивают из комнаты.

      19

      В коридоре, когда моё оцепенение отступает во тьму, когда хватка шока и разочарования слабеет на моём горле, я начинаю злиться. За злостью поднимается ярость от предательства.

      Я была терпеливой и спокойной, делала всё, что они хотели.

      Позволила заковать себя в кандалы и играть, как с марионеткой.

      Позволяла обнимать себя, наряжать как куклу и кормить обещаниями.

      Терпела боль и заботилась о Николае, чтобы после его так глупо зарезали в собственной кровати.

      Мои кисти всё ещё обильно покрыты кровью Николая, поэтому я вырываю одну руку из кандалов, сдирая кожу с запястья. Мне чертовски больно, но ярость сильнее, когда я бью одного охранника локтем в лицо, а второго намеренно бью между ног. Специальная защита спасает его от серьёзных увечий, но не от боли, и он сгибается пополам. У третьего я выхватываю кинжал и раню его в руку. Этот коридор недостаточно просторный, чтобы нам развернуться; вижу, как навстречу бежит больше солдат. Они со всех сторон, и я горько усмехаюсь своей повторяющейся судьбе вновь быть убитой во дворце.

      Я не могу себя заставить убивать солдат, чьи лица уже запомнила, с кем здоровалась ещё несколько часов назад. Поэтому я уклоняюсь, раню не смертельно, одного бью головой об стену, и он теряет сознание. Я продолжаю бороться, зная, что выйти отсюда мне не удастся. Мне стоит просто остановиться, пусть бросят меня в темницу