Кирин. Веся Елегон

вещью. Просто теперь мужчина не мог позволить этой девушке быть человеком, существом, имеющим свои права на свободную жизнь.

      Виктор вдруг осознал, что должен любой ценой оставить её у себя. Закрыть, запереть. Мужчину словно подменили. Внутренняя перемена была настолько разительной, что Виктор потерялся в отвращении к себе самому, неожиданно низкому и алчному, совершенно чужому. Но хуже всего было то, что она, девушка, Кирин, смотрела так, что сразу стало понятно, что она видит его насквозь, все его мысли… всё его перекорёженное жадностью нутро, и это совершенно не удивляет её, это так ей привычно, что не стоит ни секунды её внимания.

      И Виктор позорно сбежал и сейчас, вспоминая это, кривился от отвращения. Закрывал глаза, пытаясь не видеть перед собой бледное лицо с нечеловеческими зелёными глазами, скрипел зубами. В этом всём безмерно радовало только одно: он не приказал заковать её в наручники или вообще приковать к батарее огромной тяжёлой цепью, хотя желание это было почти нестерпимым. Одна только мысль, что девушка вдруг сможет убежать, сводила с ума.

      Так что план действий был неясен, будущее туманно. Единственное, в чём президент был сейчас абсолютно уверен, – это то, что пора завтракать и он должен идти кормить Кирин.

      Но если внутренний мир Ли Гона был разрушен до основания и теперь на дымящихся развалинах поспешно возводилось что-то новое и пугающее, то внешний мир вовсе не менялся, время продолжало свой неспешный ход, и дела, о которых Виктор совершенно забыл, настигли его буквально при выходе из детской спальни, в которой он провёл мучительную бессонную ночь.

      Секретарь в сером пиджаке и круглых, отсвечивающих в полутьме коридора очках уважительно склонил голову, приветствуя нового главу клана. За его спиной толпились ещё несколько человек в таких же безлико-серых пиджаках и с бесчисленными папками в руках. Чуть в стороне от стены отделилась тень, медленно приняв знакомые черты Джона Хёка.

      Виктор раздражённо поморщился, вспоминая реальность и все свои обязанности владельца корпорации. Отец оставил огромное, просто неисчислимое наследство. Уйдёт как минимум неделя, чтобы подписать все необходимые бумаги, узаконивающие передачу имущества, понять, как обстоят дела корпорации, и решить судьбу людей, что работали непосредственно на отца, а потом ещё много чего…

      – В кабинет, – направляясь в сторону лестницы, приказал Ли Гон. Сам он должен был принять душ, может, это приведёт его в чувство? Его раздражало чувствовать себя побитым, потерянным щенком, а он себя сейчас именно так и ощущал, застигнутый врасплох обязательствами и не имеющий возможности идти туда, куда идти очень хотелось.

      Секретари послушно отправились в тот самый кабинет, на ходу обсуждая предстоящий фронт работ. Только Джон Хёк следовал за президентом, и когда они поднялись на второй этаж, Ли Гон остановился, чтобы тяжко выдохнуть, и после непродолжительного гнетущего молчания, в котором читалось много чего, не поворачиваясь,