Он тушил об меня сигареты…. Евгения Олеговна Ермакова

-

      Ад врывается в семью.

      Нож сверкает в пьяной хватке,

      Мама плачет, я дрожу.

      Утром – ласковые руки,

      Вечером – опять реву.

      Годы шли, отец уж умер,

      Но кошмар живёт во мне.

      Просыпаюсь среди ночи,

      Вся в холодном, липком сне.

      Детства призрачные тени

      Не отпустят, не уйдут.

      Страх пропитывает кожу,

      Как незримый, тяжкий груз.

Разбитые мечты

      Был нежен он, дарил цветы, внимал,

      Казалось, счастье будет бесконечным.

      Но брак – как будто занавес упал,

      И стал кошмар реальностью извечной.

      Удар, другой – и синяки цветут,

      Как злые розы на дрожащем теле.

      Слова-ножи всё глубже в душу бьют,

      Стирая ту, какой я быть хотела.

      Семья, подруги – всё теперь табу,

      Замкнулся мир в печальных серых стенах.

      Боюсь шагнуть, нарушить тишину,

      Живу, как тень, в своих пустых сомненьях.

      "Ты никому не нужна, кроме меня",

      Твердит он, разрушая веру в чудо.

      И я молчу, свою судьбу кляня,

      Боясь признать, что выхода не будет.

      А сколько нас, таких же, за дверьми,

      Глотающих слезу украдкой в ванной?

      Мы заперты в безмолвии любви,

      Что стала вдруг жестокой и обманной.

      Но есть надежда, тонкий лучик света,

      Что шепчет: "Ты достойна лучшей доли".

      Не бойся попросить о помощи, ведь где-то

      Есть те, кто вырвет из объятий вечной боли.

На перепутье

      У серой плиты я стою в тишине,

      Отец, ты ушёл, но живёшь ты во мне.

      Два чувства борются: любовь и презренье,

      Как волны, накатывает сожаленье.

      Ты младшего брата всегда выделял,

      А я лишь пощёчины молча глотал.

      "Урод", "неудачник"– слова, как кинжалы,

      В душе оставляли глубокие шрамы.

      Хотелось быть нужным, любимым, твоим,

      Но был я лишь тенью, прозрачным, немым.

      Искал одобренья, надеялся, верил,

      А ты лишь захлопывал чертовы двери.

      Теперь я отец, и клянусь над тобой:

      Не стану таким же, не стану козлом.

      Мой сын будет знать, что любим безусловно,

      Не буду я ранить его грубым словом.

      И как же мне быть? Ты мне нужен и днесь,

      Хоть ярость и боль в моём сердце, как смесь.

      Прости и прощай – вот слова на прощанье,

      Я рву эту цепь, завершаю страданья.

      Я вырос другим, не таким, как хотел,

      Но всё же я выжил, окреп, уцелел.

      И пусть твоя тень не покинет могилу,

      Я в будущем черпаю новые силы.

Холодное эхо

      Так близко, но словно за тысячу миль,

      Живёт моя мать, как безмолвная быль.

      Мы в комнатах рядом, но пропасть меж нами,

      Заполнена лишь тишиной и годами.

      Я жажду объятий, тепла её рук,

      Но холод в глазах её – преданный друг.

      "Я рядом", – твердит, но душой так далёко,

      Как будто за дверью – незрячее око.

      Ей проще одной, в своём мире без чувств,

      Где нет ни восторгов, ни боли, ни грусти.

      Я знаю, её тоже в детстве не грели,

      И чувства в душе её закоренели.

      Пытаюсь пробиться сквозь тучи, дойти,

      Но стены всё выше на этом пути.

      "Я здесь", – говорю, "Посмотри же на дочь!"

      Но взгляд её вновь устремляется прочь.

      И я задыхаюсь в объятьях тоски,

      Ищу я любви материнской ростки.

      Но как их найти, если почва бесплодна,

      И сердце от холода стало свободным?

      Мне хочется крикнуть: "Ну, мама, очнись!

      Ведь я – твоя кровь, твоя плоть, твоя жизнь!"

      Но эхом лишь снова вернётся молчанье,

      И вновь захлебнусь я в своём ожиданьи.

      Быть может, однажды растает тот лёд,

      И чувство, как птица, на волю вспорхнёт.

      А я буду ждать, и надеяться буду,

      Что мама однажды подарит мне чудо.

В тени чужой

      В зеркале вижу я прежнюю тень,

      Ту, что мной была когда-то.

      Умная, яркая – солнечный