Королевы и изгои. Алена Филипенко

жизнь вместе с ней в ее постах и историях. Она вела соцсети очень активно, и я наслаждался каждым ее постом, с удовольствием разглядывал ее фотографии. Представлял себя рядом с ней, в голове создавал целые сцены: будто это я фотографируюсь с ней в фотобудке в торговом центре. Это я дурачусь с ней на эскалаторе. Это я пью из ее стакана молочный коктейль.

      В своей голове я был с ней везде: дома, на улице, в кино, в школе, да где угодно. Это было ничтожно мало для меня, потому что я хотел ее всю, целиком, реальную. И здесь, рядом с собой, а не по ту сторону экрана. Я хотел вдохнуть ее запах. Почувствовать, каково это – снова прикасаться к ее коже, проводить пальцем по губам, подбородку, шее и ключицам. Обнимать ее, зарываться носом в волосы. Быть с ней рядом всегда, как в нашем прошлом. Тогда во всем мире нас было только двое – Саша и Женя, Женя и Саша. Я так остро все помню… Фантомное ощущение переплетения наших пальцев со мной до сих пор, хотя прошло так много времени.

      Она научилась жить без меня, а я так и не смог обходиться без нее. Мне было невыносимо горько видеть ее улыбающейся и, разглядывая очередное ее селфи, признавать тяжелую истину, что она совсем не думала обо мне в тот момент, когда делала его. Она забыла обо мне так быстро… Это было бы невозможно, если бы она действительно меня любила. Неужели наше время вместе на самом деле ничего для нее не значило?

      Сколько дней провел я в подобных мучительных размышлениях, изводя себя, сбивая руки в кровь о стены! Я знал, что все это заслужил. Я поступил с Сашей ужасно. Такое не прощают. Но все же в груди теплилась надежда: может быть… простит? Я изменился и вижу это. Я больше не причиню ей боль. Решение о том, чтобы вернуться в школу, было нелегким. Я знал, что стану изгоем и объектом всеобщих сплетен. Мою спину до конца обучения будут прожигать взгляды: настороженные, осуждающие, боязливые. Люди в этой школе всегда будут ожидать от меня чего-то подобного тому, что я натворил. И никому не докажешь, что я исправился.

      По поводу моего возвращения в школе созывали педсовет. Голоса разделились – многие учителя были против. В конце концов мне пошли навстречу, но я должен был пройти психологическую экспертизу. И только после получения справки о том, что я здоров, меня приняли обратно. Я был благодарен директору за это решение. На его месте я бы не взял себя обратно, а гнал бы подальше. Сделал бы так, чтобы ни одно учебное заведение не открыло передо мной свои двери.

      Я опасен для общества. На таких, как я, ставят клеймо. Я был готов к любым взглядам и массовому осуждению. «Я увижу Сашу, я увижу Сашу», – твердил я себе. А это все, что мне было нужно. Мне было ужасно страшно подойти к ней, и я никак не мог собраться с духом. Я проигрывал в голове столько сценариев нашей беседы, придумывал нужные слова, проговаривал их, будто текст роли в спектакле. И уже запутался и не понимал, какие слова для какого сценария мне нужны.

      Всю перемену после второго урока оба класса провели в столовой, но я с ними не ходил. А вот после третьего урока решил все же сунуться к ашкам. На перемене одноклассники играли у доски в футбол скомканным листом бумаги. Новенькая, Динка, внимательно