Дочь фортуны. Исабель Альенде

Тодда горячие кирпичи, укутали его одеялами и с ложечки напоили настойкой горьких трав, подслащенных медом, чтобы унять боль от несварения.

      – А теперь нянюшка запоёт вашу болезнь, – предупредила девочка.

      – Как это?

      – Не пугайтесь, это не больно.

      Няня Фресия закрыла глаза и принялась водить руками по его груди и животу, бормоча заклинания на языке мапуче. Джейкоб Тодд почувствовал, как им завладевает неодолимая дремота, и еще прежде, чем женщина закончила петь, он уже спал крепким сном. Только после этого целительницы вышли из комнаты. Тодд проспал восемнадцать часов кряду и проснулся весь в поту. На следующее утро няня Фресия и Элиза вернулись, чтобы заново растереть его тело и влить в Тодда чашку куриного бульона.

      – Нянюшка говорит, что вы больше не должны пить воду. Пейте только горячий чай, а фруктов не ешьте, иначе вам снова захочется умереть, – перевела девочка.

      Неделю спустя, когда Тодд смог подняться на ноги, он понял, что в таком виде не может показаться на глаза мисс Розе: он похудел на десяток килограммов, осунулся и уже после нескольких шагов начинал задыхаться и валился на стул. Когда Тодд пришел в себя достаточно, чтобы отправить Розе записку с благодарностью за свое спасение и конфеты для няни Фресии и Элизы, он узнал, что женщина вместе с подругой и своей мукамой отправилась в Сантьяго, – а это было опасное путешествие, если учесть плохие дороги и плохой климат. Мисс Роза проделывала этот путь длиной в тридцать четыре лиги[4] раз в год, всегда в начале осени или в разгар весны, – в столице она ходила в театр, слушала хорошую музыку и совершала ежегодные покупки в «Большом японском магазине» с запахом жасмина и газовыми фонарями с плафонами из розового стекла; там она покупала безделушки, которых в Вальпараисо не найдешь. Однако в этот раз у Розы нашлась веская причина для зимней поездки: она собиралась позировать для портрета, в страну приехал знаменитый французский художник Монвуазен – правительство пригласило его для обучения местных живописцев. Маэстро писал только головы, остальное доделывали его помощники; для экономии времени даже кружева приклеивали прямо на полотно, и все-таки, несмотря на эти плутовские ухищрения, не было ничего престижнее, чем портрет за подписью Монвуазена. Джереми Соммерс настоял, что такой же портрет его сестры должен висеть у него в салоне. Картина стоила шесть унций золота и еще по унции за каждую руку, но в этом случае экономить не следовало. «Возможность получить подлинного Монвуазена два раза в жизни не выпадает» – так говорили его клиенты.

      – Если денежная сторона вопроса для нас не главное, пусть он напишет меня с тремя руками, – предлагала мисс Роза. – Тогда мой портрет станет его самой известной картиной и в конце концов будет висеть в музее, а не у нас над камином.

      Тот год был богат на наводнения, свидетельства о них сохранились в школьных сочинениях и в памяти стариков. Потоп стер с лица земли сотни домов, а когда

4

 В Чили одна лига составляет больше пяти километров.