Лучший из цветов. Александр Малов

грызунов.

      Да это же Федя!

      И, действительно, перед Николаем, спиной к мужчине, греясь на солнце за кучей металлолома и прочего мусора, расположился один из местных псов по кличке Федя. Это был небольшой беспородный представитель собачьего племени, черношерстный, с уныло висящими ушами – еще не взрослый пес, но уже не щенок, эдакий собачий подросток. Правда, в последнее время Федя хворал. Собаки часто цепляли на свалке какую-нибудь инфекцию. Большинство переболевало и выживало.

      Прочим везло меньше.

      – Федя-я-я! Эгегей! – протяжно воскликнул Николай, но из его уст это прозвучало больше как мычание, нежели что-то четкое и осмысленное. Калека имел привычку говорить по два-три слова, остерегаясь длинных предложений.

      К удивлению Набокова, Федя не только не откликнулся на зов своего старого друга, но и вовсе не подал каких-либо признаков жизни. Лишь на мгновенье пес как-то неестественно дернулся. Николай сослался на то, что собака предалась дневному, пусть и тревожному сну. Мужчина уже было собрался побрести прочь, как вдруг тело лежачего пса содрогнулось снова. На этот раз судорога была такой сильной, что пес буквально воспарил над землей и с глухим звуком припал к ней. В то же мгновенье тело резко и беззвучно исчезло за мусорной кучей, оставив на земле след.

      Кровавый след.

      Николай впал в настоящее оцепенение. Рука, сжимающая деревянную палку, затряслась в нервном тике. Лицо мужчины вытянулось, а нижняя губа, казалось, это было невозможно, оттянулась вниз еще сильнее.

      – Федя! – промычал контуженный, не скрывая испуга в голосе.– Федя-я-я!

      Глаза Набокова нервно забегали по сторонам. Мужчина облизал верхнюю губу и, выдавив из себя нечто неразборчивое, пригрозил палкой невидимому врагу, показывая свои самые смелые намерения. Послышался громкий звук… омерзительный и до ужаса принеприятнейший булькающий звук. С таким звуком всхлипывает несчастный, чье горло перерезают острым лезвием.

      Бульканье настолько сильно въелось в расшатанное сознание Николая, что тот, бросив палку и закрыв уши ладонями, начал завывать от страха и отчаянья. При этом контуженный нашел в себе силы сдвинуться с места. Вопреки здравому смыслу, который страж городской свалки привык обходить стороной, Набоков направился не «от», а прямо-таки «к» источнику тошнотворного бульканья.

      Осторожно завернув за кучу, Николай встал, как вкопанный, и изумленно открыл рот. Самые разные мысли обуревали мужчину в этот момент. Контуженный в миг представил образ огромного комара, который набросившись на Федю, проткнул его своим огромным хоботом и высосал кровь без остатка. В воображении Николая появилась и пиявка, огромная, склизкая и извивающаяся. Пасть ее представлялась настолько широкой, что она могла бы без труда за секунды высосать кровь целого слона, не говоря о человеке, и уж тем более о собаке.

      Причиной всех этих образов стал Федя. Точнее то, чем он стал. Любой