.

фигню.

      Тут на головы Стаханыча и Пашки шлепнулись еще два «ската», те завопили матом, стали прыгать, пытаясь их скинуть. Хотя твари сами отлепились с недовольным звуком. Пришлось мне сапогом добивать их, пока трепыхались. Лишь потом мы поняли, что твари не любят организм, насквозь пропитанный спиртом. Они вообще не переносят алкоголь. И поэтому не могли на нас паразитировать, как на других.

      А вот трезвенники – им подошли их тела. И теперь мои соседи, участковый и его коллеги в зеленой униформе, прохожие, учителя и школьники, врачи и водители трамваев – все шли мимо нас, не обращая внимания, и выполняли какую-то, непонятную нам работу. На их головах присосались твари. Но было видно, что все это происходило не бесцельно, не в хаосе, как в броуновском движении (так сказал Пашка, который раньше был учителем физики в школе – умный мужик!). Чувствовалась невидимая рука, что вела людей куда-то…

      – Эй, чувак! – пытался я остановить студента, который раньше всегда сидел на скамейке и читал заумные книги. Сейчас он нес железки в сторону склада, где другие пытались что-то смонтировать.

      Студент даже ухом не повел. Он шел дальше. Хотя раньше подкидывал мне банкноту на пиво.

      Я пытался схватить за юбку одну женщину, которая работала менеджером в крутой фирме и всегда обходила меня стороной, когда я клянчил у ее «мерседеса» пару монет на дешевое винцо. Сейчас же она проигнорировала меня, как муха золотое кольцо. Женщина несла какие-то трубы в туже сторону, что и студент.

      Мы тут очухались и стали с недоумением озираться. Встали машины и троллейбусы. Не работали магазины, офисы, фабрики. Люди молча несли металлические и пластиковые предметы и сооружали что-то непонятное из них. В одно мгновение город стал чужим и враждебным. Впрочем, нас никто не трогал, не прогонял. Просто не обращали внимания, словно и не было в этом городе.

      Мы смотрели, пили из канистры бормотуху с одеколоном, закусывали колбаской и обсуждали. Потом скрутили махорку и затянулись.

      Прошло полдня – и все та же картина. Стаханыч сбегал в магазин и вынес оттуда десять бутылей виски, коньяка и джина – вот уж класс! – на нашу радость. Заодно и банки с мясом, капустой, красной икрой – никого в магазине не было, и можно было тащить все без разбору и страха. Мы приложились к бутылкам и упились до чертиков.

      Очнулись только через два дня. Первым встал Пашка-бычок. Он оторопело смотрел на гигантские конструкции, что громоздились над городом. Люди продолжали также молча строить. Это пугало.

      Пашка разбудил нас, преподнеся к носу текилу – я очнулся сразу. Первым делом опустошил бутылку, после чего крякнул и огляделся. Естественно, меня тоже неприятно это поразило. Какой-то странный муравейник. Поднявшийся со скамейки Стаханыч долго всматривался в эту хренотень, после чего сказал:

      – Мужики, что-то с народом стало!

      – Ага, – поддакнул я. – Как им на бошки