Осколок ордена. Иван Козлов

договорился о встрече с бывшим своим командиром Вадимом Паниным. Есть повод. У Андрюхи скоро день рождения, после ряда сложных операций он уехал на лесную базу, не хочет никого видеть, даже друзей. Но Вадик придумал один ход, и если он сработает…

      Мишка идет по переходу почти не хромая. Вот удивительная вещь, размышляет он, когда немного выпьешь, не чувствуешь боли, даже протез не ощущаешь. Или это только кажется с нетрезвой головы? Плоховато одно: если Вадим унюхает водку – выскажет. Вроде и не командир он уже давно, но выскажет так, что пару дней потом и пиво в горло не полезет. Хорошо, лавровый лист терпкий попался, должен отбить запах.

      У эскалатора Мишка замедлил шаг, потом и вовсе остановился. Там стоят два парня – в камуфляже, с гитарами. Прямо на полу, у их ног, лежит краповый берет с горкой купюр, к нему булавкой прикреплена картонка, на которой фломастером выведено:

      «Сборы для лечения сослуживцев».

      Парни поют – как плачут: «Так прощай же, мамочка родная, я за вас сегодня умираю»… Галиматья эта Мишке не нравится, но он все-таки дожидается, когда певцы перестают зазывать, берется рукой за гриф одной из гитар и спрашивает их вполне миролюбиво:

      – Где воевали, хлопчики?

      Один из них наклонился, собирая купюры, второй, чью гитару как раз прихватил Гречихин, шипит, пытаясь вырвать ее:

      – Выпил – катись, понял?

      – Нигде не воевали, – заключает черт-те из чего Мишка, но остается по-прежнему еще добрым и мягким. – И ладно. Деньгу сшибать разрешаю, но крап, хлопчики, не позорьте. Краповые береты, знаете, как даются? Тяжело даются. Ни на пол их бросать, ни носить для понта никак нельзя.

      Тот, который собирал деньги, разогнулся, бугай бугаем, на голову выше Гречихина, и процедил сквозь зубы:

      – Катись отсюда, разрешитель хренов, пока вторую ногу тебе не оторвали, понял?

      Не надо было ему так говорить. Только одно бугая прощало – он не знал Мишку.

      Мишка аж повеселел, услышав такое. Гитара целиком оказалась в его руках.

      – Понял, гетерасты долбаные, все я прекрасно понял! Сейчас вы у меня запоете как надо!

      Широкий замах – и голова одного из этих самых гетерастов пробивает корпус гитары…

      Еще минут через пять Мишка уже сидит в комнате милиции и ведет беседу с сержантом, заполняющим бланк. Тут же находится и капитан милиции Куропаткин, но он в эту беседу почти не вмешивается, листает газету.

      – Где работаем, господин Гречихин? – спрашивает сержант, рассматривая его паспорт.

      – Да тут, на развале, книги продаю.

      – По какому случаю выпили?

      – Мы втроем работаем, у одного день рождения, ну и…

      – Ясненько. С ногой что?

      – Чечня, спецназ. Ранение, – коротко отвечает Гречихин.

      – Вот как? И по пьянке своих же братьев по оружию отметелил?

      – Да какие это братья? Вы напрасно их, между прочим, отпустили! Сволочи это. И кто им разрешил только… – При этих словах капитан напрягся, даже газета дрогнула в руке, но Мишка сменил тему: – Я считаю, святое