Ева, верни ребро!. Валерий Липневич

глядит на солнце. Оно как вспышка от взрыва – крестообразное, слепящее. Похоже на дедов георгиевский крест, которым он играл в детстве и где-то потерял.

      Виктор опускает голову, щурясь, глядит на снег, на голубые и желтые звезды, что загораются в снежинках. Только шевельнешься, и новые снежинки, строгие и прекрасные, зажигают новые созвездия, все так же сверкая и слепя.

      Он поворачивается спиной к солнцу. Жук сидит у стены. Тоже греется. Торжественный в своем неизменном фраке с белой манишкой. Лапки в белых носочках. И белый клок на хвосте – как платочек в верхнем кармане. С любопытством поглядывает на Виктора. Но взгляда не выдерживает, отводит морду в сторону – будто знает что-то, хочет сказать, но боится – не велено. Виктор отводит глаза, и собака снова глядит на него, будто изучает – спокойно, доброжелательно. Вчерашняя шампанская радость, видно, несколько утомила Жука. Вдоволь напрыгался и наласкался. Сегодня он предпочитает дистанцию, позволяющую сберечь остатки собачьего здоровья. Уж не молоденький.

      Самолет прокладывает борозду – белую в голубом. На седьмом небе. Шестое вспахали вчера.

      Речка, доверчиво прильнувшая к жилью, вдруг метнулась к близкому лесу, петляя, как заяц. Словно испугалась канавы от свинарника.

      Горизонт не затерт домами. И в этом круге, который очерчивается взглядом, Виктор совсем один. Как в последнем троллейбусе.

      Людей вокруг так много. Где же ты?

      Виктор выходит на улицу и по узкой тропинке в глубоком снегу подходит к речке.

      Скользкие кладки. Виктор взялся за перила и остановился. Между белыми берегами черная стремительная вода. Кажется, что она дымится не от мороза, а от стремительности, с которой соприкасается с берегами и дном.

      Поверхность воды в мгновенных складках-морщинах. Кажется шероховатой на взгляд. Словно кора старой вербы напротив. Отражая друг друга, они множат эти складки-морщины, не вспоминая о первенстве, забываясь в этой работе, как в любви.

      Черный камень на дне. Белый гребень мелькает над ним, как гусиное перо на нитке. Хочется связать эту белизну с чернотой камня и, упрощая, понять и объяснить.

      Прозрачные кружочки льда на сваях. Они похожи на толстых негритянок в балетных пачках. С берегов лед уже в палец. Попалась, строптивица. Скоро попрощаешься с небом и солнцем. Ухаживать за женщиной нужно учиться у мороза. Начинает с тоненького прозрачного ледка. Но что было украшением, становится кандалами. Но, впрочем, и у него трудности: здесь на перекате вода никогда не замерзает.

      Виктор проходит по кладкам, ощущая привычное волнение от этой стремительной, черной воды под ногами. Вот и любимое местечко, где особенно хорошо посиживать летом с удочкой в руках в тени старой вербы. Теперь все голо и открыто. Виктор присаживается на поваленный и полусгнивший ствол.

      Просто смотрит на воду, на вербу у водопада. Она тоже в белом. Легко пошевеливается, понемногу роняя иней, словно осторожно уходя от холодной и небезопасной ласки.

      Не надо себя насиловать. Просто смотри, впитывай, не торопи