Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь. Станислав Федотов

показалось, что русских он ненавидит.

      – Не всех, а только казаков и солдат. Да и то… – Цзинь опустила глаза, по щеке прокатилась слезинка. – Время всё меняет.

      – Ты мне так и не ответила: зачем приехала в Пекин. Или это секрет?

      – Никакого секрета нет, – поспешила Цзинь. – Я узнала, что ты после Японии читаешь интересные лекции по «Капиталу» Маркса, и захотела послушать. Китайского-то перевода «Капитала» нет, а по-немецки и по-японски я не понимаю.

      – Да, в Японии хороший перевод. Чэнь Дусю так сказал, он японский знает прекрасно. А с китайским, думаю, будет сложно: в «Капитале» много слов, которых в китайском нет вообще. Может, Чэнь возьмётся…

      Кофе был давно выпит, пирожные съедены, да и разговор, судя по всему, подошёл к концу. Ли надо было готовиться к лекции, а Цзинь, договорившись о своём присутствии на его занятиях, поспешила взять рикшу: предстоял долгий путь через весь Пекин – к Храму Неба, там на улице Юндинмыньдунцзе в доме родителей жила жена Сяосуна Фэнсянь с сыном. В октябре или ноябре она должна была родить, и Цзинь считала себя обязанной поддержать жену брата и, если надо, чем-то помочь.

      Дверь ей открыла юная красавица в шёлковом белом ципао, расшитом разноцветными попугаями.

      – Вам кого? – спросила она голосом, в котором звенели весёлые колокольчики.

      Цзинь невольно улыбнулась:

      – Я – сестра Ван Сяосуна Дэ Цзинь. Приехала из Харбина.

      – Сестра Сяосуна?! Ой, как здорово, как замечательно! – Цзинь показалось, что девушка, как ребёнок, сейчас захлопает в ладоши. – А я – сестра Фэнсянь, меня зовут Пань Мэйлань. Что же мы стоим на пороге? Проходите, проходите, пожалуйста! Будьте, как дома, а я позову Фэнсянь.

      Мэйлань умчалась куда-то в глубину квартиры, а навстречу Цзинь вышел черноголовый карапуз лет четырёх в жёлтых штанишках кайданку и красной рубашонке с большой аппликацией на груди в виде байлуна – белого дракона.

      – Ба! – сказал малыш и показал на кончик хвоста дракона, который указывал на низ живота.

      Просится в туалет, поняла Цзинь. Кайданку имеют внизу разрез, так что можно не снимать, но куда опростаться? Она поискала глазами – мальчишка, видимо, догадался и вытащил горшок из-за большой кадки с фикусом.

      – Ба! – требовательно повторил он.

      Цзинь взяла его на руки так, чтобы разрез в кайданку пришёлся над горшком – эта поза и называлась «ба», чуть-чуть присвистнула, изображая звук бегущей струи, и малыш пустил свою.

      – Шаогун! – укоризненно сказала Фэнсянь, появившаяся вместе с Мэйлань в самый ответственный момент.

      Мальчуган повернул голову на голос матери и в третий раз сказал «Ба!» с чувством глубокого удовлетворения.

      Цзинь засмеялась и поставила его на пол. Он моментально исчез.

      – У меня самой трое детей, – сказала Цзинь, с удовольствием оглядывая округлившийся живот Фэнсянь, заметный даже под ченсам[7], – так что это мне хорошо знакомо. Здравствуй, Фэнсянь! Как я рада тебя видеть!

      – Здравствуй, Цзинь! Я тоже рада. Проходи. Ты

7

Ченсам – платье свободного покроя (кит.).