Жестокие игры II. Ульяна Громова

поднос, – сейчас мы включим порнушку и будем есть, пить и грязно трахаться… Наверное, до утра.

      – А кино? – захлопала глазенками Маришка, но протеста в них я не увидел.

      А вот любопытство и азарт – да! Моя девочка!

      – Будет тебе кино, – усмехнулся я, – и член в шоколаде, и писька в мёде…

      ***

      – Зачем?! Нет! Виталя! Нет! – мотала Маришка головой, испуганно пятясь от нашей новой «БМВ» седьмой модели.

      Я поставил ее на учет, воспользовавшись блатом, чтобы не терять полдня, по пути домой купил дымчатые чехлы, вонючку и кучу всего, что обычно катал в машине: пару пледов и подушку, блок сигарет и пачку презервативов – эти взял по привычке и чертыхнулся, потому что Маришка поставила укол, чтобы не заморачиваться противозачаточными пилюлями и этими вот резинками. Детей мы решили отложить на пару лет – ей надо учиться, а мне разобраться с гостем в моей голове. Десяток шоколадок, рулон тряпок, автохимия и еще воз и маленькая тележка всего, что нужно, если вдруг придется сорваться в дальнюю поездку.

      Мне было приятно покупать все это и думать о своей девочке, предугадывать, что может ей понадобиться. Мне нравилось делать ей приятные сюрпризы каждый день: какую-нибудь мелочь вроде пирожного или пачки особенных карандашей – я и понятия раньше не имел, что бывают акварельные, которые можно размочить, как краски, или неоновые, а стержнями с металликом полвечера однажды сам раскрашивал купленную для Маришки толстенную раскраску-антистресс по мотивам миров Лавкрафта.

      Но я не лукавил, когда говорил ей на балконе, что боюсь за нее. Она у меня слишком молодая, слишком уязвимая, слишком беззащитная и слишком зависимая от меня. Домашняя любимая девочка мамы и папы, хоть и вполне самостоятельная уже – с содроганием вспоминал ее работу в сауне, – но все равно доверчивая. Я забрал ее от родителей, увел за руку, сделал своей невестой. И, черт возьми, этот статус ей шел больше, чем жена. Как-то нежнее и больше подходило к ее натуре: мягкая – хоть и с острыми зубками и коготками; добрая – хотя умела злиться и шипеть, как кошечка; отзывчивая и уступчивая. Вообще не приспособленная к окружающему миру. Может быть, я преувеличивал, но так я чувствовал. И очень хотел уберечь ее от всех мерзопакостей, что могли обрушиться на наши головы.

      Хотелось нацепить на нее какую-то броню, и я не придумал ничего лучше, как записать ее в автошколу и научить стрелять.

      – Да, Марина, – рубанул ее возражения, взял за руку, подвел к передней двери и подтолкнул на сиденье. – Я оставлю тебя у Оксанки, пока вы там обсуждаете свои свадебные тайны, а когда заберу тебя, поедем на автополигон учиться водить.

      Она захныкала, как ребенок:

      – Ну, Виталь, посмотри на этого монстра и на меня! Я же не справлюсь с ним!

      – Со мной же справляешься, – ухмыльнулся я, застегивая на ней ремень безопасности.

      – Очень смешно, – надула губы, которые я тут же и чмокнул.

      – Не капризничай, лучше посмотри в бардачке, что там есть для тебя, – улыбнулся ей обезоруживающе.

      Глазищи Маришки заблестели, она сразу