Отсчёт. Престол. Мария Андреевна Голобокова

хорошего для меня, чем плохого? Жизнь спасал точно не один раз. Могу ли я быть настолько безжалостной к нему? Или всё-таки – сочувствую… не ненавижу?

      – Выбор был небольшой: или использовать заклинание, в котором я не был до конца уверен, или дать убить себя. В любом случае я бы остался прикованным к месту жертвоприношения – частично или целиком. Мне повезло.

      При всей неприязни Кира к рыжим, медноволосый бог Удачи ему благоволил. Как и мне. Казалось бы, из Семерых он один проявлял своё участие странным и редким образом, не особо сопереживая роду людскому. Но ежели во всём происходящем замешана сама Хеффа, то почему бы и в помощь Скиля не поверить? И чем только приглянулись ему?

      А Ночи Гнева, получалось, верить можно было лишь с натяжкой – где это видано, чтобы богиня Смерти, описываемая как мудрая, прощающая и чуть ли не самая добрая к людям – после Ярона, конечно же, – была так жестока на самом деле? Или проблема была не в ней, а злодей на самом деле – мой отец, осмелившийся выступить против богов? Зачем ему оставленная Кетрой реликвия?

      – Но если ты знал, где остался твой осколок, то почему не забрал его сразу? – вздрогнула и проговорила крутившиеся на языке вопросы, когда холодные пальцы прошлись по запястью и выше – к метке проклятия у сгиба локтя. – И что там за ритуалы проводили?

      Надо бы в следующий раз платье не с такими широкими рукавами надеть. Чтобы вообще никто подлезть не мог, не только этот гад чернявый.

      – По одной из старых легенд, не пользующихся сейчас популярностью, Хеффа в битве с Забытым утратила тело, – произнеся это, Кирино с силой надавил ногтем на чёрный полумесяц. – Что её жрецы, что Певчая Цикада – ищут способ вернуть ей плоть. Найти вместилище для божественного духа. Я был свидетелем множества разных ритуалов, все как один – неудачные. То, что случилось с твоей сестрой, – одна из таких попыток.

      – Я должна была стать вместилищем? – Я нахмурилась, но руку выдёргивать не торопилась. Было что-то успокаивающее в этом жесте, словно Кирино показывал, что раскусил проклятие и скоро действительно избавит от него.

      – Нет. Ты стала бы матерью для нового тела богини. И не факт, что тебя держали бы в сознании. Или что ты выжила бы.

      Сглотнула. Зато – честно. Вот за что Кира можно было уважать, так это за прямоту, с которой он обрушивал горькую правду. Не пытаясь сделать больно, не унижая, не погребая под тяжестью осознания, он попросту был до обжигающего ощущения где-то в горле честен. Либо вертелся, избегал, недоговаривал, либо – вот так. И теперь, когда я знала об этой его черте, обиды почти не возникало, разве что горький укол совсем в глубине, под толстым слоем гранита, который пришлось нарастить, когда влипла в неприятности по уши.

      – Чего пытается добиться мой отец?

      – Я не знаю, что Грассэ сделал не так. – Имя он выплюнул, словно вместо свежего винограда в рот случайно попал сгнивший. И руку отпихнул с такой силой, что пришлось отступить на шаг, чтобы не завертеться волчком.

      Вдруг