Оборотни Оренбурга. Мой влюблённый зверь. Мария Бахарева

жив, и, кажется, за это мне сто́ит благодарить тебя, – голос звучал ровно и спокойно.

      – К-кто т-ты т-так-кой? – захлёбываясь слезами, только и смогла выдавить я из себя. – Т-ты… т-ты…

      – Ну, я, – усмехнулся парень. – Ты чего ревёшь-то сейчас? Вчера реветь надо было.

      Но меня уже было не остановить. На меня накатил откат, про который всё время твердила Светка, а до подруги, психолог в детском доме. После любых сильных переживаний, например, когда прерывала драку мальчишек, или успокаивала ругающихся девочек. Когда преподы начинали кричать на нерадивых студентов. Стоило появиться мне, как все успокаивались и расходились.

      Останавливались конфликты в моём присутствии сами собой, но потом я полдня ревела белугой. Или когда случалось что-то похлеще, например, однажды меня чуть не сбил грузовик. Как водителю удалось меня объехать, до сих пор была загадка. Но тогда я тоже чувствовала усталость и бессилие. И ревела, как маленькая, часа четыре, пока Маргарита Семёновна не велела вызвать врача, который вколол мне успокоительное.

      А после вчерашних потрясений я чувствовала себя совершенно опустошённой и выжатой. Мне было очень плохо.

      – Эй, малая, – не на шутку испугался Макс, садясь на диване и перетягивая меня к себе на колени. – Что случилось? Вчера вся такая смелая была, даже на Кира с его братьями кинулась, кажется, если я ничего не путаю. А что сейчас? Я ж не трогал тебя. Ведь не тронул?

      Он встряхнул меня за плечи, пытаясь заглянуть в глаза. В его взгляде читалось неподдельное беспокойство и что-то ещё. Я не поняла что. Слёзы застилали глаза, всхлипы и рыдания рвались наружу, выпуская напряжение. В объятиях Макса становилось почему-то немного легче.

      Я замотала головой. А потом закивала.

      – То есть? – напряжённо спросил он.

      Я ещё сильнее заревела. Макс прижал меня к себе так сильно, я чуть не задохнулась.

      – Ты хочешь сказать, я под действием той дряни, что мне успели вколоть, обидел тебя? – в голосе Макса послышалось раскаяние.

      Я замотала головой, давясь рыданиями. Он снова принялся гладить меня по спине.

      – Тогда я не понимаю, что случилось?

      – У-у-у ме-еня-яяя э-это нор-рма-аль-но, – протянула я, давясь рыданиями.

      – Что, нормально? По утрам реветь? Утренняя традиция, вместо завтрака? – хохотнул он и снова нахмурился.

      Я ещё сильнее заревела. Не поймёт ведь.

      – Слушай, я очень плохо помню вчерашнее, – растерянно пробормотал он. – Напомни мне, пожалуйста, как я здесь оказался и почему, проснувшись, обнаружил тебя в своих объятиях?

      Он смешно повёл носом и сморщился.

      – Я ничего не чувствую. Вообще, никаких запахов, – ещё более рассеянно буркнул он.

      – Т-ты, т-ты, – между рыданиями пыталась я вставить пару слов, но выходило с трудом. – Нашатырь… Т-ты… без со-озна-ааания-яяя…

      – А, тогда понятно, почему ничего не чувствую. Ну, малая, хватит уже, – вновь прижал он меня к себе.

      Я слышала стук его бешено бьющегося сердца.